Джулиан Барнс - Англия, Англия

– Позвольте мне описать ситуацию вот под каким углом. Вы – наш Официальный Историк. На вас лежит ответственность за... как бы тут лучше выразиться... за нашу историю. Вы понимаете, о чем я?

– Пока, мой дорогой Джефф, все ясно, ка-ак дважды два.

– Хорошо. Так вот, смысл нашей истории – я подчеркиваю, «нашей» – это сделать так, чтобы у наших гостей, покупателей того, что в данное время именуется рабочим названием «Не просто отдых», у-луч-ши-лось настроение.

– Улучшилось. О, эти вековые э-ти-и-ческие вопросы, истый змеюшник. Улучшилось. В смысле?

– Они должны почувствовать, что больше узнали.

– Именно-о. Для этого, полагаю, меня и на-а-зна-чи-ли на эту должность.

– Макс, вы упустили из виду глагол.

– Который?

– «Почувствовать». Мы хотим, чтобы они почувствовали, будто больше узнали. Узнали ли они что-то на самом деле – это совсем другое дело. Более того, это вне нашей юрисдикции.

Доктор Макс заложил большие пальцы рук в карманы своего палевого жилета. Жест, означающий в понимании телезрителей шутливый скептицизм. Ох, с каким удовольствием Джефф вывернул бы этого типа наизнанку – но надо все же попытаться хоть что-нибудь ему втолковать.

– Суть вот в чем: то, что вы и ваши коллеги считаете историей – то, что пишут в книгах, – большинству людей ни к чему. Они просто не знают, что с этими штучками-дрючками делать. Я лично всей душой «за». В смысле, за них. Я несколько раз пытался читать книги по истории, и хотя, конечно, я не так умен, чтобы к вам на семинары ходить, у меня есть насчет этих книг мнение. Их объединяет одна закавыка: авторы обычно предполагают, будто большую часть других книжек по истории вы уже прочли. Это замкнутая система. Не с чего начать. Все равно как искать кончик ленточки, когда хочешь распечатать компакт-диск. Знаете это чувство? Вокруг коробочки идет такая цветная полоска, и ты отлично видишь, что там, под оберткой, внутри, хочешь достать, но у полоски нет ни начала, ни конца, сколько ни скреби ее ногтем.

Доктор Макс достал маленький блокнот и занес над страницей серебряный карандашик в виде копья.

– Вы не против, если я это при-и-свою? Чрезвычайно ярко. Я имею в виду фрагмент об обертке компакт-диска. – Он что-то нацарапал на листке. – Да? И отсюда следует?

– Отсюда следует, что мы людей не пугаем. Мы не оскорбляем их невежество. Мы даем им то, что они уже понимают. Возможно, чуточку добавляем. Но никакие глобальные новости не приветствуются.

– А после того, как мой галстук был перемещен в другое место нашим достосла-а-вным вождем, какова, могу ли я солипсически поинтересоваться, будет функция этого тела-контейнера, иными словами, Официального Историка, внутри которого приказано находиться галстуку?

Вздох Джеффа был подобен звукам железнодорожной сортировочной станции. Простак-краснобай – худшее сочетание двух миров.

– Историк должен указывать нам, какая часть Истории уже есть у людей в головах.

– Очевидно, да, – отозвался доктор Макс с профессиональной томностью.

– Макс, черт подери, люди не будут выкладывать деньги за новые знания. Если им этого захочется, пусть идут в какую-нибудь задрипанную библиотеку, если не все еще позакрывались. А к нам они приедут наслаждаться тем, что и так знают.

– И моя работа – сообщить вам, что именно.

– Добро пожаловать на наш корабль, доктор Макс. Добро пожаловать. – (У них за спиной невидимый вентилятор ворошил кроны пальм.) – И если позволите, еще один малюсенький совет.

– Премного о-о-бязан. – Доктор Макс изобразил из себя первокурсника.

– Благоухаете слишком сильно. Поймите, я лично ничего против не имею. Я думаю о Председателе.

– Рад, что вы за-а-метили. Eau de toilette, естественно. «Петербург». Возможно, вы уловили аллюзию? Нет? Мне она показалась довольно уместной.

– Вы хотите сказать, что вы замаскированный русский?

– Хо-хо, Джефф, как же мне нравится, когда вы играете в мужлана. Очевидно, вам нужны мои разъяснения. – Джефф торопливо задрал голову к высокому потолку Оазиса, но не успел: доктор Макс уже преобразился из студента в профессора. – Секреты великих pa-a-rfumiers, как вы догадываетесь, всегда строго охранялись. Они передавались от стариков к мальчикам в форме тайных обрядов, их записывали шифром, если вообще доверяли бумаге. И – вообразите – каприз моды, разрыв цепочки, безвременная смерть, и их нет, они растворились в воздухе. Катастрофа, которой никто не замечает. Мы читаем прошлое, слушаем его музыку, видим его визуальные образы, но наши ноздри прозябают в бездействии. Подумайте, как ярко можно было бы вводить студентов в тему, если бы вы имели возможность, откупорив флакон, сказать: «Вот так пах Версаль, а так – сады Воксхолла». Помните, два года назад газеты писали о находке в Грассе?

Джефф, очевидно, не помнил.

– Книга рецептов в заложенном кирпичом дымоходе? Романтично до полного невероятия. Компоненты и пропорции множества забытых ароматов, записанные кодом, который удалось расшифровать. Каждый был обозначен буквой греческого алфавита, соответствующей перечню в книге заказов, уже находившейся в музее. Рука, бесспорно, одна и та же. И это, э-то-о, – доктор Макс скосил шею в сторону Джеффа, – «Петербург», которым душился аристократ при дворе царя два столетия назад – и после него никто. Волнует, правда? – Видя, что Джефф не выказывает ни малейших признаков волнения, доктор Макс услужливо подбросил ему сравнение: – Так ученые клонируют животных, которых наша планета потеряла тысячи лет назад.

– Доктор Макс, – произнес Джефф. – Это вы сами от своего «Петербурга» пахнете как клонированное животное.

– Основные факты, мистер Поло. Вот все, что нам нужно. Вы знаете, как вянут мои уши от каменных топоров и осадочных пород.

– Тем лучше, сэр Джек.

Марк обожал подобные ситуации, когда начальник и подчиненный сходились, распустив султаны, в рыцарском поединке, обожал атмосферу победительного раболепия. Ни шпаргалок, ни документов – лишь комплект кудрявых светло-русых фактов в кудрявой светло-русой голове. Ходить гоголем перед коллегами – однако не забывая ежесекундно измерять изменчивую реакцию начальника. Правда, «измерение» предполагает точность; на деле же в темные туннели капризов сэра Джека углубляешься, как ассенизатор с маломощным фонариком...

– Остров, – начал он, – как подчеркнул две недели назад сэр Джек, представляет собой ограненный алмаз. Другими словами, ромб. Или косоугольник. Некоторые уподобляют его белокорому палтусу. Длина – двадцать три мили, ширина – до тринадцати. Площадь – сто пятьдесят пять квадратных миль. Углы ромба приблизительно соответствуют главным румбам компаса. Когда-то, в дни осадочных пород и каменных топоров, остров соединялся с континентом. Точную дату могу выяснить, но что в дотелевизионную эру – это точно. Топография – компот из довольно-таки красивых меловых возвышенностей и дистопированных [15]бунгало.