Дональд Маккейг - Путешествие Руфи. Предыстория «Унесенных ветром» Маргарет Митчелл

– Кто вы?

– Мамушка Робийяр. Я пришла за мисс Эллен.

Мужчина вскинул руки, словно пытался уклониться от удара.

Из-за двери бара донёсся смех. Мамушка заправила накрахмаленную блузку и пригладила красную клетчатую косынку.

– Сохрани меня, Le Bon Dieu, – прошептала она.

Коптящие лампы освещали заляпанные оштукатуренные стены. На длинном столе неровными рядами стояли разнокалиберные длинные и короткие свечи. В комнате было не продохнуть от густого табачного дыма и расплескавшегося виски. Если таверна Фарнума и была обителью Сатаны, как утверждали некоторые баптисты, то Сатане явно не хватало новой домоправительницы.

За столом в разных позах развалилась пьяная молодёжь. Мамушка Руфь узнала их. Она знала их ещё детьми.

Ей следовало бы удивиться, когда она разглядела, кто сидел во главе стола, но ей было не до того. Она была слишком удручена.

Рядом с полковником Джеком сидел Филипп Робийяр, а мисс Эллен прижималась к нему так крепко, словно срослась с ним. Его цилиндр съехал набок, а мятая льняная рубашка была расстегнута до пупка. Филипп казался прекрасной развалиной. Над бледным лбом мисс Эллен красовалась диадема из нежно-розовых камелий – венец невесты. Её глаза бессмысленно смотрели в никуда. Молодёжь вечно веселится слишком долго и допоздна, пока с рассветом и первым бокалом не умирает что-то яркое и многообещающее.

– Эй, девка, принеси-ка нам по кружечке!

В полутьме полковник Джек не узнал Руфь.

– Ниггеры в Саванне медленнее, чем моя струя.

– Они были довольно расторопны, пока Филипп не избил нашего официанта, – возразил молодой Билли Обермейер. – У негров есть свой предел. Никто не может их далеко толкнуть.

Филипп рассеянно, но с нежностью погладил Эллен по руке.

– Ты устроишь нам свадьбу, Джек? Или нам придётся ждать, пока ты не выпьешь всё моё вино?

Полковник Джек Раванель улыбнулся:

– Устроить? Сегодня вечером?

Со скрипом отодвинув стул, он встал и лучезарно улыбнулся всей компании.

– Возлюбленные…

– Я тебе не возлюбленный, Джек, – перебил его молодой господин Флит.

– Тем печальнее, Джимми, – лукаво посмотрел на него Джек.

– Да где же проклятые кружки, служанка! – воскликнул Билли.

Мамушка вышла на свет.

– Я не служанка, а вы все перепились. А что бы подумал ваш отец, господин Флит, увидев вас сейчас?

– Руфь! – ахнул полковник Джек.

– Теперь я Мамушка Робийяр, полковник Джек. И пришла забрать мисс Эллен домой.

Филипп, шатаясь, поднялся на ноги:

– Ты забываешься, негритянка.

– Хотите побить меня, господин Филипп? Будете колотить до потери сознания? А что подумает ваша бедная мама? Мисс Оса никогда и никому не причинила вреда. Что она подумает об этих выходках?

– Руфь… – начал полковник Джек.

– Я няня юной госпожи Эллен Робийяр. Похоже, тут свадьба мисс Эллен? А где же гости? Где её родные? Где храм? И где священник? Вы, полковник Джек? Вы покаялись и признали свои грехи, и сами себя в священники определили, и теперь можете завязать узел, который никто не развяжет? Хвала Господу! Мисс Эллен, а ваши святые; что они подумают о том, что здесь творится? Что подумает Иисус Христос? Вы думаете, он был распят на кресте, чтобы молодёжь пила и прелюбодействовала?

Филипп резко вырвался из рук Джека, который пытался его удержать.

– Я сейчас разберусь, – сказал он, подходя к Мамушке.

Она ни на шаг не отступила перед этим юнцом.

– Господин Флит, – снова заговорила она. – А что вы расскажете отцу об этом вечере? Он что, гордиться вами станет? А вы, господин Обермейер? Всего три недели прошло с тех пор, как ваш отец отправился на небеса, а ваша мать проводит дни в горе и печали. Думаете, ваша мама улыбнётся, узнав, что вы делали сегодня вечером?

– Я никогда…

– Вы никогда ничего не говорили. Вы никогда не говорили: «Не смейся над Господом!» А он сегодня здесь. Что бы подумал ваш отец?

Мисс Эллен сжала руку Филиппа. Её тонкие пальчики остановили его:

– Филипп, дорогой, она же моя няня!

Пары виски окутывали молодого господина, словно утренний туман.

– Негритянка! – выпалил он, будто это слово всё объясняло.

– Господин Филипп, – тихо сказала Мамушка, – я знала вас с младенчества, вы были трудным ребёнком! Но вас любили! Вас всегда любили, и я думаю, мисс Эллен любит вас. Но теперь вы уже не в подгузниках, вы мужчина! Когда-нибудь вы займёте важный пост – губернатора или, может, сенатора. Вы хотите, чтобы это грязное дело стало всем известно?

И, подражая протяжному низинному выговору Лэнгстона Батлера, Мамушка добавила:

– «Филипп Робийяр? А, тот парень, что женился в таверне?» Хотите, чтоб это прозвище прилипло к вам? И к мисс Эллен?

Грубый хохот полковника Джека прервал её речь:

– Боже мой, обожаю пылких женщин!

– Да, сэр, – холодно ответила Нянюшка. – Похоже, так и есть. По крайней мере, вы пытались их любить. Но я должна спросить вас, Джек. Загляните себе в душу. Что бы сказала мисс Фрэнсис об этих делах?

В наступившей тишине потрескивали колышущиеся свечи. Джек нахмурился и сглотнул. Вытер рукавом глаза. Потом поднёс к губам бутылку, и его кадык задвигался.

– Похоже, на сегодня довольно, джентльмены, – объявил он, ставя бутылку. – Скоро петухи запоют. Филипп, давай-ка по последнему стаканчику.

Все сидели с каменными лицами. Эллен отстегнула цветочную диадему и положила на стол. Она рассеянно провела по ней рукой.

– Уже очень поздно, джентльмены, – проговорила она. И с улыбкой добавила, обращаясь к Филиппу: – Спокойной ночи, любимый.

Больше мисс Эллен Робийяр не проронила ни слова. Она проплакала всю дорогу до дома.

От праздничного торта остались бесформенные куски.

Эвлалия Робийяр мечтательно перебирала визитные карточки гостей, которые разъехались лишь после обеда. Часть из них составляли эмигранты-соотечественники господина Пьера, важные и авторитетные, другие были заказчиками «Л’Ансьен режим». Молодые энергичные холостяки, включая Джеральда О’Хара, раз в год приходили с визитом в лучшие дома Саванны, где принимали всех желающих. Франклин Уорд, жених Эвлалии, пришёл рано и остался допоздна. Находясь в приподнятом, праздничном настроении, Кэри Бенчли ни разу не подколол Франклина насчёт конца света.

Поднос для грязной посуды ломился от бокалов, недопитых чашек с чаем и переполненных пепельниц. Эвлалия водила пальцем по визитной карточке Франклина Уорда с тиснением, и Неемия притворялся, что не слышит её шёпота: «Любит, не любит, любит».

Пробило шесть часов. Было воскресенье, первый день нового года. Мимо окон гостиной, выходивших на Оглеторп-сквер, прошёл фонарщик, зажигавший лампы. Воздух в пустой гостиной был наполнен запахом духов, табака и виски, и она постепенно обретала знакомый вид. Господин Пьер ушёл спать. В эти дни Пьер старался избегать всяческого общения, кроме необходимых общественных дел.