Лори Спилман - Слова, которые мы не сказали

– О, дорогая, – говорит мне женщина, – в чем же ваша вина?

– И тем не менее.

Я разворачиваюсь и иду на сцену. Сажусь на диван и смотрю прямо в камеру. На этот раз я рассказываю все. И рассказываю правду. Ну… по крайней мере, то, что я считаю правдой. На этот раз я не говорю размыто, используя намеки.

– Я должна сделать признание. В этой истории жертва не я, а моя мама. Двадцать лет назад, не подумав, я обвинила ее мужчину в том, чего он не совершал. Таким образом я разрушила его жизнь и жизнь мамы.

Я смотрю в зал, на ту женщину, с которой недавно разговаривала, и вижу, как меняется ее лицо, в глазах появляется недоумение, а потом ужас. Теперь до конца шоу все обсуждают услышанное.

– Понимаете, я была ребенком и решила, что моя правда и есть настоящая правда. Я была эгоистична и слишком уверена в себе. Я и представить не могла, что мой поступок приведет к таким последствиям. Даже став взрослой, я продолжала придерживаться своей версии произошедшего. Казалось, это легче, чем докопаться до истины.

Вы спросите, принял ли Боб от меня камень? Нет. Вернее, не совсем. Я опоздала. У него началась старческая деменция. Он никогда не поймет, за что я прошу прощения, не сможет ощутить радость быть оправданным. – На глаза наворачиваются слезы, и я часто моргаю. Теперь отношение публики ко мне изменится. Такой человек не может вызывать симпатию. – И все равно я благодарна Камням прощения. Они привели меня к маме, а наше воссоединение для меня самое важное в жизни.

Я смахиваю пальцами слезы. В зале по-прежнему царит тишина. Краем глаза я вижу, как Стюарт судорожно поднимает руку. Аплодисменты? Господи, Стюарт, разве я их заслужила? В этой сказке я не добрый волшебник, а злодей.

– И ты так и не заплатила за свою ложь.

Я подпрыгиваю на месте. Клаудия. А я совсем забыла о соведущей. Слова «за свою ложь» меня больно задели. Я никогда не думала о том, что солгала намеренно. Я до сего дня не вполне уверена, что произошло на самом деле. Она смотрит на меня и кивает, ожидая ответа.

Мне следует сказать ей, что я заплатила, и заплатила сполна – все эти годы я провела без мамы. Так бы и поступила прежняя я, та, которая убеждала себя в собственной правоте.

– Ты права, – говорю я. – До сих пор не заплатила.

Стоит мне уйти за кулисы, как Стюарт хватает меня под локоть. Мне не нужны его восторженные одобрения, я не желаю слышать о том, как, благодаря моему признанию, поднялись наши рейтинги, и это лучшее, что я могла сделать для своей карьеры. Мне претит даже мысль о том, чтобы извлечь выгоду из последней программы. Я не собиралась открывать правду и сделала это, разумеется, не в угоду руководству и рейтингам. Меня подтолкнуло желание по-настоящему искупить вину.

По дороге домой мне приходится останавливаться через каждые пару миль, чтобы вытереть слезы. Перестать плакать я не могу. Мое признание в прямом эфире оказалось неуправляемым, вырвавшимся на свободу потоком, прорвавшим плотину. Я позволила себе предстать перед тысячами зрителей с обнаженной душой, такой, какая я есть, без прикрас. Позволила себе ощутить всю боль, стыд, горе и сожаление одновременно. Я призналась в ужасной ошибке, и обретенная свобода даровала невиданную легкость, но и невероятные мучения.

Я сворачиваю на стоянку работающего круглосуточно супермаркета и набираю номер Майкла.

Слышу автоответчик и вспоминаю, что он до пятницы пробудет в Батон-Руж.

– Это я, Майкл. Я рассказала всем правду. Понимаешь, я не хотела, но так получилось. Ты должен меня понять.

Вернувшись домой с пакетом купленного по дороге ужина, я устраиваюсь на балконе, и в этот момент в домофон звонит Джейд.

– Поднимайся, – приглашаю я, достаю еще один бокал для вина и принимаюсь выкладывать на тарелку красную фасоль и рис.

– Я думала, ты ужинаешь с Майклом, – говорит она. – Сегодня ведь среда.

– Нет. Он встречается с инвесторами в Батон-Руж. Ну, знаешь, гольф, мартини, всякие развлечения для мальчиков. Мы увидимся в выходные.

– А как же Злюка?

Я стараюсь скрыть улыбку.

– Осталась с бабушкой.

Джейд вскидывает брови.

– Просто удивительно, как он быстро все решает, когда ему нужно уехать.

Звонит мой телефон. Код триста двенадцать.

– Бог мой! – вскрикиваю я. – Это Чикаго. Я должна ответить.

– Сделай глубокий вдох и скажи, что ты приедешь только при условии шестизначной суммы в контракте для своей помощницы.

– Слушаю, – говорю я, подходя к французскому окну. Прежде чем переступить порог и войти в комнату, я поворачиваюсь и смотрю на Джейд. Она поднимает большой палец и энергично кивает.

– Анна, это мистер Питерс.

– Здравствуйте, Джеймс, хм… мистер Питерс.

– Я был крайне удивлен, увидев ваше сегодняшнее шоу.

– Вы смотрели? – улыбаюсь я.

– Моя сестра прислала мне ролик из Ютюб.

– Как мило с ее стороны. Очевидно, ваше отношение ко мне изменилось с той поры, когда я представила свою идею на рассмотрение канала. Понимаете, я была уверена, что мама передо мной виновата, но когда услышала ее рассказ… Я вовсе не собиралась сегодня открывать правду, но мне внезапно показалось, что будет несправедливо, если все станут считать ее незаслуженно виноватой.

Мистер Питерс молчит несколько секунд.

– Но, Анна, вы обещали, что это будет эксклюзив для нашего канала.

– Верно.

– Стюарт Букер утверждает, что эта идея принадлежит ему и вашей соведущей.

Я открываю рот и падаю в кресло.

– Нет. Это ложь. Понимаете, моя соведущая Клаудия пытается занять мое место с тех пор…

В моей словесной тираде слишком много обвинений, мелочности и гнева. Сейчас не время. Я не должна опускаться до этого.

– Простите, мистер Питерс. Возникло небольшое недопонимание. Я все могу объяснить.

– И вы меня простите, но Джозеф Уинслоу отменил вашу встречу. Вы больше не претендент на это место. Желаю вам удачи, Анна. И не волнуйтесь, я ничего не рассказал Стюарту.

Я возвращаюсь на балкон в состоянии полной растерянности.

Джейд поднимает бокал.

– Выпьем за новую ведущую Чикагского телевидения?

Я опускаюсь в кресло.

– Я потеряла это место. Они решили, что я украла идею у Клаудии.

– Вот черт! – Джейд встает и обнимает меня. – Что ты ему сказала?

Я качаю головой.

– Какой смысл что-то объяснять? Я чувствую себя обманутой. Хорошо, что он не сказал Стюарту о собеседовании. Я не могу лишиться еще и этой работы.

Джейд хмурится.

– Что? – вскрикиваю я.

– Мне неприятно это говорить, но у меня плохие новости.

– Что?

– Канал завалили письмами по электронной почте, сообщениями в «Твиттере», по телефону, где только можно… Люди пишут и говорят… ну, что ты выглядела… очень фальшиво.