Манучер Парвин - Из серого. Концерт для нейронов и синапсов

Смеётся даже усталый официант. Доктор Х вообще игнорирует меню. Он колеблется между феттуччини [25]и равиоли перед тем, как побеждает феттуччини. Я заказываю то, что всегда заказываю у Леонардо, – лингуини [26]с соусом песто.

– Нам, недавним переселенцам, часто приходится терпеть унижения, – говорю я.

Доктор Х бросает на меня странный взгляд. Ему забавно.

– А вы, Пируз, ожидали, что для нас сделают исключение? И не преувеличивайте: вы ещё не стали членом нашего клуба.

Мы откусываем кусочки хлеба и ждём салат. В это время мы с доктором Х сравниваем засушливые равнины Аризоны и центральной части Ирана. Рутковский рассказывает нам, как много лет тому назад шесть недель ездил по Сахаре на джипе. К тому времени, как подают горячее, мы все уже немного пьяны. Я болтаю, как обезьяна.

– Даже хотя Дарвин был прав при жизни, теперь он неправ после смерти! – говорю я. – Неподходящие и несоответствующие подвергают опасности и угрожают пригодным и соответствующим, поскольку благодаря новой медицине дефектные гены выживают и размножаются. А антибиотики создают сопротивляющиеся лекарствам биоорганические молекулы, это ужас, который на нас не стал бы насылать даже Бог! И таким образом мы, дичь, ослабляем наши гены и усиливаем наших хищников! И мы душим Мать Природу. Во-первых, нас будет слишком много; затем нас не будет вообще, как на вечеринке в честь празднования Нового года.

Рутковский прекращает улыбаться.

– А как прекратить ослабление генетического фонда, Пируз? Эта тема – большой неполиткорректный щекотливый вопрос.

– Неважно, щекотливые вопросы или нещекотливые, чёрт побери эту политкорректность! – говорю я. – Дефектные гены есть у каждой расы, и от них нужно избавляться в каждой расе. Я не считаю, что можно указывать, кому пользоваться презервативом, а кому не пользоваться. Но для начала просвещение пар с наследственными болезнями должно стать всеобщим.

Когда я говорю эти вещи, то поглядываю на обедающих людей, которые смотрят на меня. Я знаю, что у меня слишком громкий голос, но я не могу повернуть ручку громкости у себя в мозге. Её замкнуло от вина и моего расстройства и разочарований. Но, всё ещё продолжая отвечать Рутковскому, я немного меняю тему – от того, во что я верю, к моему праву выражать свою точку зрения:

– Политкорректность, как болезнь, ослабляет иммунную систему свободы слова.

Доктор Х, старый наполовину индеец апачи, хиппи с ацтекской фамилией, всё ещё улыбается, хотя и мрачно.

– Ни у одного американца нет большего количества оснований жаловаться, чем у моих соплеменников. – Доктор Х разливает всем вино. – Пируз, вы слишком много ожидаете от этого пристрастившегося к кислороду, эгоистичного, одержимого мыслью об убийстве, самообманывающегося, запутывающего самого себя техно-животного, которое называется человеком. Неврология даёт нам окно, чтобы взглянуть на разум преступников и законных преступников типа политиков и бизнесменов. А кто является главным виновником или главной жертвой – неясно, и они могут постоянно меняться. Многие преступники сами были жертвами. Вспомните 11 сентября. Если не плохие гены, то какой жизненный опыт преступников привёл к этой ужасной трагедии?

Я наливаю вино всем, кроме себя. Мой бокал всё ещё полон.

– Да, я согласен. Но это трудно произнести. Боязнь правды хуже страха перед бомбами. Но мы не должны позволять страху не давать нам задавать вопросы о том, почему что-то случилось. Правда важнее мести.

Доктор Х качает головой, как маленькие пластиковые собачки, которых люди размещают у заднего стекла автомобиля.

– Вы абсолютно правы, Пируз! Послушайте материалистов, которые притворяются спиритуалистами, выступая по телевидению. Послушайте политиков, которые притворяются пророками…

– Людей бомбардируют ложью до потери чувств, с рождения до смерти таким образом, чтобы несколько разумов могли искусно управлять многими разумами, чтобы эксплуатировать их тела, – перебиваю я доктора Х.

Он улыбается и делает вывод:

– Значит, эти христиане, проповедующие «возлюби ближнего своего», становятся христианами, убивающими ближнего своего на другом континенте, как делали на этом континенте много лет назад, а затем прикрывают своё дурное дело, оборачивая его ложной историей.

– Правильно, – говорит доктор Рутковский, и на наших лицах появляются горькие улыбки. Он тоже качает головой. – Солдаты просто являются самыми очевидными убийцами, потому что вынуждены носить форму. Но мы все убийцы во всех войнах, которые ведутся во имя нас.

– Почему я сегодня не верю своим ушам, Питер! – восклицает доктор Х.

– Я тоже, Х. Я не могу поверить, что лишился разума из-за вина или он затерялся в этом камине, – говорит Рутковский.

– Я потерялся во всём, и я не могу верить ни во что! – говорю я хриплым голосом.

– Да здравствует сознательный гражданин, информирующий общество о нарушении законов и прав, убийца зла! – отвечает доктор Х.

– Да здравствует высшая истина – недостижимая или достижимая, – отвечаю я, стараясь держать свой язык под контролем.

Мы несколько минут напряжённо едим, пока пища не остыла. Затем я продолжаю:

– Я задумываюсь над силой воли и силой намерения: они вообще-то существуют? Можем ли мы подняться над силами эволюции, ДНК, воспитанием, внушением определённых идей, которые формируют нашу личность, и в какой степени? Подумайте о восприятии мира: откуда оно идёт? Почему наше восприятие так отличается от восприятия других в других частях света?

– Это ваша правда, Пируз, – вставляет доктор Х.

– Да, моя правда. Но, дорогие друзья, моя желаемая самоидентификация находится в состоянии войны с моей истинной личностью каждый день. Я не нанятый лжец. Я невежественен и могу ошибаться, и это всё.

Доктор Х первым отодвигает тарелку.

– Один факт остаётся фактом, – говорит он. – Рептилия в нашем мозге будет танцевать с жар-птицей – неокортексом – до самой смерти. Рептилии, в отличие от собак, не знают своих кличек. Душа, личность, своё «я», разум, или как вы там хотите их назвать, – это просто свойства мозга. Нет мозга, нет разума, нет разговоров о душе, личности и духовности.

Доктор Х закатывает глаза.

– Совет по биоэтике идентифицирует человека как «воплощённый в теле дух и вдохновлённое тело». Этот дуалистический взгляд – душа и тело – поддерживается авраамическими религиями, правительством, романами, кинофильмами и телевидением среди всего прочего. Нет научных доказательств существования души или духа, или жизни после смерти. Но с этим промыванием мозгов трудно бороться. Если процитировать другого Авраама по фамилии Линкольн, то достаточно дурить часть людей какое-то время, и не нужно, чтобы они всё время были одними и теми же!