Сара Райнер - Другой день, другая ночь

– Спасибо, любимая, – отвечает он, едва взглянув в ее сторону.

Стоя на карачках, он чинит табуретку при помощи особо прочного клея и бечевки. Хорошо, что можно сосредоточиться на чем-то, не связанном с работой. После разговора с Тимом Майкл изо всех сил сдерживал ярость.

– Бр-р! – Его жена передергивает плечами. – Ну и холод. Тебе здесь точно хорошо?

– М-м, – бормочет он.

В самом деле, стоит ли пускаться в объяснения, что ему здесь лучше? У Райана и Келли в доме до сих пор отдельные спальни, хотя дети уехали в колледж. В распоряжении Крисси все остальные помещения в бунгало, «Цветущий Хоув» в какой-то степени принадлежит покупателям. А в этой деревянной лачуге со щелями в стенах, одним-единственным крохотным окошком и хлипкой электропроводкой Майкл хозяйничает единолично.

– Где будешь пить? – спрашивает Крисси, глядя по сторонам.

Хороший вопрос. На верстаке – разобранный проигрыватель, который Майкл пытается отремонтировать в надежде поставить его у себя в магазине, чтобы иногда слушать пластинки. Может, тогда там будет не так уныло.

– Э-э… Поставь вот сюда, – отвечает он, указывая пальцем на место на полу.

– Вообще не понимаю, как тут можно что-то найти.

Крисси смотрит на кавардак вокруг с хорошо знакомым Майклу выражением на лице: скептическим и ласковым одновременно.

Но в хаосе есть порядок, безмолвно протестует Майкл. Все инструменты под рукой – над верстаком. Когда-то давно он прибил на два гвоздя палку, подвесил на нее молотки, плоскогубцы, стамески, отвертки, гайковерты и пилы. Нашлось место даже для огромной кувалды, купленной, чтобы сломать стену между кухней и гостиной. Сверху еще две полки. На одной из них стеклянные баночки с гвоздями выдают давнюю любовь хозяев к апельсиновому джему «Chivers Olde English», а те, в которых хранятся шурупы, – к маринованным огурцам «Branston». Это теперь пошла мода сдавать стеклянную посуду в утиль, а раньше Крисси всегда отмачивала наклейки и берегла пустые баночки, поэтому сейчас в распоряжении Майкла приятный глазу строй, где по отдельности разложены барашковые болты, кронштейны для крепления раковин, обойные и кровельные гвозди и еще много чего. На второй полке тара побольше. В пластмассовых контейнерах из-под карри на вынос – разнообразные виды клея. Штепсельные вилки и электролампы сложены в старые коробки от обуви. Напротив двери стоит шкаф пятидесятых годов из жаростойкого пластика. Сейчас в нем хранится все для отделочных работ: краски, кисти, растворитель, грунтовка, а также два рулона обоев с рисунком в виде пирожных, оставшиеся после ремонта в комнате Келли. Рядом висят замшевые куртки, стоят садовые инструменты и допотопный пылесос для машины.

– Меня все устраивает, – говорит Майкл.

Ну и что с того, что верстак забрызган, а поролон из старого кресла погрызли мыши. Только здесь я могу расслабиться, полистать зачитанные до дыр музыкальные журналы, врубить басы на своем аналоговом радио, и никто не будет ныть, что нечего послушать. Сюда я могу заскочить, чтобы отхлебнуть виски, спрятанный в жестянке из-под печенья с надписью: «Болты», когда Крисси или кто-нибудь из детей выведут меня из терпения. Вряд ли мне удалось бы выдержать, если бы не глоток-другой украдкой.

– Знаю, милый, – отвечает Крисси, целует его в макушку и, закрыв за собой дверь, возвращается в теплоту дома.

Эбби освобождает место на кухонном столе, чтобы вместе с Каллумом делать печенье. Сверху доносится приглушенный голос – Гленн разговаривает по телефону. Эбби слышит смех и удивляется, с кем это он болтает. Ей самой уже сто лет не удавалось вызвать у него даже улыбки.

Она смотрит на сына, стараясь не потерять оптимизма.

– Начнем с масла?

Он отворачивается к окну.

Эту часть работы все равно лучше делать без Каллума, рассуждает она, доставая из шкафчика миксер. Взбивалки – вещь опасная, когда рядом нет никого, чтобы за ним присмотреть.

Затем ни с того ни с сего глаза застилают слезы, и, не успев опомниться, она плачет.

Лучше уж жить одной, чем в одном доме с человеком, с которым ты разводишься, думает она. Если бы рядом был кто-то, с кем я могла бы поговорить, кто понимал бы Каллума… как та женщина, которая помогла нам с покупками… какое это было бы облегчение. Но наладить контакты с другими родителями невероятно трудно: у большинства мамочек с маленькими детьми редко хватает времени, чтобы сосредоточиться на серьезных разговорах, а у меня и подавно. К тому же как сравнивать темпы развития их нормальных детей и «шаг вперед – два шага назад» моего.

Ради бога, возьми себя в руки, ругает она себя. Слабость и жалость еще никому не помогли. Я должна быть сильной. Она вытирает слезы тыльной стороной ладони и вспоминает о том, чем занята.

Несколько минут спустя на кухне появляется Гленн.

– Что делаете? – спрашивает он и включает чайник.

– Стряпаем печенье, – отвечает Эбби, надеясь, что он не заметит дрожи голосе. – Если хочешь, можешь нам помочь.

– Все нормально?

– Конечно, – едва слышно произносит она. – Иди работай, мы сами справимся.

– Тогда счастливо.

Заварив кофе, Гленн уходит.

Как бы он ни был занят, он вполне может работать здесь, думает Эбби. У нас беспроводное соединение, и он мог бы расположиться с ноутбуком на другом конце стола. Уже то, что он сидит в одной комнате с Каллумом, говорило бы о его желании помогать. Она едва сдерживает вспышку гнева. Когда это я дала согласие круглосуточно сидеть с ребенком?

– Ничего, он еще пожалеет, правда? – обращается она к Каллуму и отпирает ящик рядом с плитой. – Эй, малыш, смотри, это сахар. Са-хар.

Она берет в руки пакет.

Ее сынишка любит сахар, но еще больше ему нравится мука. Он замечает полосатую красно-белую коробку и радостно тянет к ней руки:

– И-и-и!

– Погоди минутку, милый.

– А-а. – Каллум нетерпеливо стучит пальцами по столу.

– Нет, пока рано. – Эбби снимает с миксера чашу и берет деревянную ложку, полная решимости попробовать замесить тесто вдвоем. – Вот так, хорошо…

Они всыпают сахар, Эбби размешивает, а Каллум завороженно наблюдает.

– Хочешь сам? – Она протягивает ему ложку.

Каллум берет, слегка болтает ею в чаше, бросает и отходит от Эбби.

Эбби заканчивает и поворачивается за мукой.

– О! Нет! Каллум!

Каким-то образом он сумел взобраться на плиту и сейчас стоит прямо на конфорке, тянется к шкафу…

Он снимает крышку с пластмассовой коробки, зачерпывает горсть муки и набивает ею рот. «М-м-м, вкусно», написано у него на лице. Затем: «Пуффф!» – он выдувает белое облако. Не успевает Эбби и глазом моргнуть, как он спрыгивает на пол и удирает в коридор, с коробкой в руках. Она догоняет его уже на площадке второго этажа.