Брайан Макгрори - Приятель

– Только мы здесь с тобой, Тиг, – сказал я, положил в рот очередную порцию ужина и подумал о том, что сейчас поделывают ребята в баре университетского клуба. Болеют, конечно, за «Ред Сокс», подкалывают друг друга, жуют бифштексы или устриц. Это весело – ведь когда сидишь там, вечер за вечером, то начинаешь думать, что где-то непременно существует лучшая жизнь, исполненная более высокого смысла.

А теперь я был «где-то», и не было здесь ничего, кроме гнетущего одиночества. Я и в пригород переехал потому, что боялся того дня, когда останусь дома совсем один, потянутся одинокие ночи, и делить кусок хлеба я буду только с собакой. Ну вот, я в новом доме, вокруг люди и множество зверья, а я сижу и жую в одиночестве. Я негромко рассмеялся – так, как смеется человек, доведенный до отчаяния. Тиггер неожиданно взмахнул лапой, выбросил на столик недоеденный мной равиоли, схватил его в зубы, закапав шерсть красным соусом, и победно спрыгнул на пол.

А я остался совсем один.

Помощь, случается, приходит в самое неожиданное время, из самых неожиданных источников. В данном случае это произошло в обыкновенное осеннее утро воскресенья. Петух бродил по лужайке перед домом, то взлаивая, то кукарекая, то есть вовсю действуя мне на нервы. Я бросал теннисный мячик, а два довольных золотистых ретривера упоенно за ним бегали. Пэм и девочки были в доме, кажется, садились завтракать и одновременно разминались перед дневными забавами, то выскакивая во двор, то возвращаясь под крышу. В нашем скромном жилище такое начало сулит хороший день.

Позже я устроился в удобном дачном кресле рядом с вечнозелеными деревьями и подальше от Цыпы. Развернул воскресный выпуск газеты. Если птица вздумает на меня напасть, ей придется сначала пересечь покрытую травой лужайку, и я непременно это замечу. Пока я читал, собаки принесли мне мячик, положили его на подлокотник и снова помчались, когда я бросил мячик подальше. Потом легли на росистую траву поразмышлять о своей счастливой жизни.

Все мы углубились в привычные дела: я читал газету, собаки отдыхали от беготни, Цыпа клевал насекомых. И вдруг я услышал неведомый звук. То было не угрожающее «ку-ка-ре-ку», не радостный лай, а скорее, дружеское чириканье или карканье, вызванное любопытством. Я поднял глаза и увидел, что Цыпа стоит у забора, глядя на улицу. Проследив за его взглядом, я обнаружил большой черный внедорожник, замедляющий ход, а потом совсем остановившийся у нашего дома, метрах в шести от Цыпы. Сначала я не уловил в этом ничего из ряда вон выходящего. Цыпа превратился в нечто вроде местной достопримечательности, этакий экспонат зоопарка одного животного, и привлекал зрителей буквально отовсюду. Водители машин притормаживали у дома, а дети, сидя на заднем сиденье, показывали на него пальцами, махали руками и даже звали его по имени: «Цыпа, Цыпа, мы тебя любим!» Как они узнали его кличку и почему он вызывал у них такой восторг, я так и не смог понять.

Тут я увидел, как поползло вниз окошко у пассажирского сиденья. Из глубин машины высунулась волосатая рука, державшая камеру. Послышались тихие щелчки быстрой серии снимков, один за другим, как на фотосессиях моделей.

Щелк. Щелк. Щелк. Щелк .

Цыпа не отрываясь смотрел в объектив с невероятно довольным выражением. Он словно нарочно позировал, а уж если к нему проявляли внимание, то оно украшало его, как новый, сшитый на заказ костюм из перьев. Минуту спустя посетителей заметили обе собаки и потрусили в сторону приезжих. В этот момент рука снова скрылась в темных глубинах машины. Стекло поднялось так же плавно, как и опускалось. И черный автомобиль, сверкнув на солнце лаком, поехал себе по дороге, набирая скорость.

Я был уверен только в одном: это был не рядовой любопытный. Не бывает так, чтобы ехал человек, не торопясь, в воскресное утро, случайно увидел петуха во дворе пригородного особняка и сказал себе: «Как хорошо, что у меня на переднем сиденье завалялась камера, не то жена мне не поверила бы». Во-первых, он уже к дому подъезжал на малой скорости. Во-вторых, заметил петуха с самого начала. Обычно проезжающие мимо дома уже где-то на середине пути обращают внимание на его светлость, вышагивающую по двору, и лишь тогда нажимают на тормоза, опускают окна и кричат птице что-нибудь оригинальное – например, «ку-ка-ре-ку!» В-третьих, этот парень вел съемку аппаратом с телеобъективом, а не каким-нибудь подвернувшимся под руку мобильником – значит, снимал он ради дела. Это вам не кадр на телефоне, который можно показать друзьям у стойки бара: «Только полюбуйтесь, кто разгуливает по двору этой ненормальной семейки!» Нет, он специально ехал именно к моему дому.

Рассуждая таким образом, я одновременно пытался определить собственную реакцию на происшедшее. Выразят ее лучше всего, наверное, следующие слова: «Почему, черт побери, на это потребовалось столько времени?» Мне уже месяца два казалось, что я вот-вот рехнусь окончательно. Из всех окружающих я был, кажется, единственным человеком, у которого вызывало бурный протест содержание пернатого монстра, целыми днями вопящего у нас во дворе на пределе своих сил. Как я уже упоминал, и Пэм, и девочки старались не обращать на это внимания. Соседи тоже не жаловались, что сильно меня удивляло. Если уж говорить откровенно, я застал однажды Тима, нашего соседа, за беседой с Цыпой, которую они вели через разделяющий наши участки забор. Эх, Тим, что же ты? Если бы это я жил по соседству, то непременно пригласил бы во двор полковника Сандерса [58].

И вот наконец – о, счастье! – какой-то загадочный владелец черного как вороново крыло внедорожника решил, похоже, взять это дело в свои руки. Я живо представил себе, как в понедельник утром все чиновники муниципалитета, так или иначе отвечающие за содержание домашних животных, обнаружат у себя на столах почтовые конверты с глянцевыми фотографиями Цыпы 20×25 см, с которых петух на фоне новенького коттеджа будет смотреть на них свирепым взглядом. Если владелец черной машины по-настоящему умен, то он приложит еще статью о негативном влиянии шума, а то и подлинные записи воплей Цыпы в разное время дня. Я проклинал себя за то, что не прыгнул в свое авто и не догнал незнакомца. Я отловил бы его на стоянке возле торгового центра. Он поднял бы руки и воскликнул: «Я ничего такого не хотел, просто я обожаю цыплят». А я бы ему ответил: «Не тревожься, мы с тобой заодно, приятель. Давай выработаем совместную стратегию поведения».

Я вскочил на ноги, вошел в дом и сообщил Пэм:

– Сейчас произошла одна вещь, кажется, не очень хорошая. – И в деталях описал недавнюю сцену. В конце моего рассказа Пэм пришла к тем же выводам, только ей они совсем не понравились.