Энн Тайлер - Катушка синих ниток

– Отвяжись, малютка.

Ред потом устроил Денни взбучку.

– В нашем доме, – назидательно произнес он, – гостей обижать не принято. Ты должен извиниться перед Би Джей.

Денни ответил:

– Конечно. Я виноват. Не сразу допер, что она вся из себя нежная фиалка.

– Все мы нежные, сынок, если хорошенько допечь.

– Правда? Я – нет, – бросил Денни.

Они, конечно, подумывали о психотерапии. По крайней мере, Эбби подумывала. Причем давно, но теперь стала настойчивей. Денни отказывался наотрез. Но однажды, уже в выпускном классе, Эбби попросила его помочь свозить собаку к ветеринару – иначе как вдвоем это было не сделать. Кларенса затолкали в машину, Денни плюхнулся на переднее сиденье, скрестил на груди руки. Они поехали. Клэренс сзади скулил, метался, царапал когтями виниловую обивку. Кабинет ветеринара приближался; скулеж усилился, превратился в стоны. Эбби проехала кабинет и направилась дальше. Стоны ослабели, в них зазвучало недоумение, потом пес затих. Эбби подъехала к низкому оштукатуренному зданию, припарковалась, заглушила двигатель. Вышла из автомобиля, обогнула его, открыла пассажирскую дверь, приказала:

– Выходи.

Денни пару секунд сидел неподвижно, затем повиновался, но вылезал медленно и неохотно, словно бы вытекал наружу. Две ступеньки – и они поднялись на крыльцо. Эбби нажала на звонок рядом с табличкой «Ричард Хэнкок, доктор медицины».

– Я заберу тебя через пятьдесят минут.

Сын посмотрел равнодушно. Прожужжал домофон, Денни открыл дверь, Эбби вернулась в машину.

Ред не поверил своим ушам.

– Прямо вот так взял и вошел? – изумился он. – Взял и согласился?

– Естественно, – отозвалась Эбби бодро, но глаза ее тут же наполнились слезами. – Ой, Ред! Только представь, до чего нашему мальчику плохо, раз он даже не протестовал?

Месяца два или три Денни еженедельно посещал доктора Хэнкока, которого называл Хэнки [4](«Я не могу мыть подвал, сегодня же чертов Хэнки»). Денни никогда не рассказывал, о чем они беседуют, как, впрочем, и сам психотерапевт. Эбби однажды позвонила ему спросить, не пойдет ли на пользу семейный сеанс; сомневаюсь – ответствовал доктор Хэнкок.

Это было в 1990-м, в конце года. А в начале 1991-го Денни сбежал с невестой.

Девушку звали Эми Лин. Дочь двух ортопедов-китайцев, худая как рыбья кость, в готских нарядах, волосы будто две занавески, беременна на шестой неделе. Уитшенки знать ни о чем не знали. Понятия не имели ни о какой Эми Лин. Впервые услышали, когда отец Эми позвонил и спросил, не знают ли они, где она.

– Кто-кто? – переспросила Эбби. Подумала, что ошиблись номером.

– Эми Лин, моя дочь. Она сбежала с вашим сыном. Если верить записке, они намерены пожениться.

– Пожениться? Ему же всего шестнадцать!

– Да, и Эми тоже, – ответил доктор Лин. – Только позавчера исполнилось. Но она, похоже, считает, что по закону замужество с шестнадцати разрешено.

– Ну разве что где-нибудь в Мозамбике, – пробормотала Эбби.

– А вы не могли бы проверить, нет ли в комнате Денни записки? Пожалуйста, будьте добры. Я подожду.

– Хорошо, – согласилась Эбби. – Но, по-моему, вы все-таки ошибаетесь.

Она положила трубку на столик, позвала Джинни – признанного эксперта по Денни – и привлекла ее к поискам. Джинни к словам доктора тоже отнеслась скептически.

– Денни? Женится? – говорила она, поднимаясь с матерью по лестнице. – У него и девушки-то нет.

– Этот тип точно из ума выжил, – заявила Эбби. – И главное, весь такой начальственный! Я, говорит, доктор Лин. Заметно, что привык распоряжаться людьми.

Конечно, они не нашли ни записки, ни других улик – любовного письма, скажем, или фотографии. Джинни проверила еще и жестяную коробочку в шкафу, о существовании которой Эбби не подозревала, но там оказались лишь пачка «Мальборо» и спичечная книжечка.

– Вот видишь, – восторжествовала Эбби.

Но Джинни смотрела задумчиво и, уже спускаясь по лестнице, изрекла:

– Все так, но когда это Денни вообще оставлял записки?

– Доктор Лин что-то напутал, – твердо сказала Эбби, подняла трубку и повторила: – Вы что-то напутали, доктор Лин.

Таким образом, хлопоты по розыску влюбленной пары легли на плечи семьи Лин – уже после того, как дочь позвонила им за их счет и сообщила, что с ней все в порядке, хотя она чуточку скучает по дому. Им с Денни не удалось получить лицензию на брак, и они отсиживались в мотеле под Элктоном в штате Мэриленд. Их не было уже три дня, и Уитшенки вынужденно признали, что доктор Лин из ума не выживал, но по-прежнему не могли поверить, что их Денни оказался способен на такой поступок.

Супруги Лин отправились в Элктон, забрали Эми и Денни и вернулись прямиком к Уитшенкам на совет двух семей. Ред с Эбби в первый и последний раз увидели Эми и поразились ее некрасивости: землистая кожа, нездоровый вид и какая-то общая вялость. К тому же, позднее призналась Эбби, ее неприятно потрясло, что мама и папа Лин настолько хорошо знают Денни. Папа, маленький человечек в бирюзовом спортивном костюме, разговаривал с ним дружески и даже благожелательно, а мама утешительно погладила по руке, когда он согласился с тем, что аборт, вероятно, оптимальный выход из положения.

– Значит, Денни бывал у них много раз, – сделала вывод Эбби, – а мы с тобой об Эми слыхом не слыхивали.

– С дочерьми совсем другое дело, – ответил Ред. – Ведь и нас Мэнди и Джинни знакомят со своими ухажерами, но я не уверен, что их родители хоть раз видели наших девочек.

– Нет, я не про то. Кажется, что он не просто с ними знаком, а входит в семью , – пояснила Эбби.

– Ерунда, – отмахнулся Ред.

Но Эбби это, похоже, не успокоило.

Лины ушли. Ред и Эбби попробовали обсудить с Денни его побег, но он сказал только, что мечтал ухаживать за малышом. А услышав, что слишком юн для таких забот, замкнулся в себе. Но потом, в ответ на неуклюжий вопрос Стема: «Так вы с Эми теперь что… типа, тили-тили-тесто? Жених и невеста?» – ответил:

– А? Я не знаю.

Уитшенки больше не встречались с Эми, и Денни, насколько можно было понять, тоже. К концу следующей недели его благополучно пристроили в интернат для трудных подростков в Пенсильвании – стараниями доктора Хэнкока, который все и организовал. Денни окончил там два последних класса и поскольку склонности к строительству, по его словам, не имел, то и первое и второе лето обслуживал столики в Оушен-Сити. Домой приезжал лишь по великим случаям: на похороны бабушки Далтон и на свадьбу Джинни. Объявится на денек – и нет его.

Это неправильно, говорила Эбби. Ему бы побыть подольше. Дети не должны покидать дом раньше восемнадцати лет. (Девочки не уезжали даже в колледж.)

– Его у нас словно украли, – пожаловалась она Реду. – Забрали раньше срока.