Энн Тайлер - Катушка синих ниток

– Вот и славно. Видишь, теперь ты рад, что я привезла еду.

Пока она возилась – искала на полу кабины сумочку и подбирала горшок с растением, – он успел открыть для нее дверцу. Она глянула удивленно, но передала ему Редклиффа и затем сама вышла из грузовика.

– Ну, дети, – объявил Джуниор, поставив Редклиффа на землю, – давайте торжественно войдем в новый дом.

И они вчетвером зашагали вверх по дорожке.

Утреннее солнце не проникало под шатер деревьев перед домом, но крыльцо от глубокой тени казалось только уютнее, и медово-золотистые качели, еще не видные сквозь балюстраду, уже радовали сердце Джуниора. Он с трудом удержался, чтобы не сказать Линии: «Смотри, смотри, какие они стали красивые!»

Когда впереди мелькнуло что-то синее, он решил, что это обман зрения – безумный отголосок недавнего кошмара.

Посмотрел еще раз и замер в ужасе.

По плитам дорожки тянулись следы краски – синие брызги от самых ступенек постепенно собирались в широкий ручеек и вновь сужались до редких капель у его ботинок. Краска лежала толстым слоем – казалось, ее можно отколупнуть ногтем. И блестела так, что он инстинктивно отдернул ногу, хотя, приглядевшись, понял, что краска высохла. Однако любой человек – или все-таки один только Джуниор? – сразу понял бы, что се разбрызгали со злости.

Линии между тем высвободила руку и пошла вперед, крича:

– Тише, Меррик, тише, Редклифф! Папе еще нужно отпереть дверь.

Его рабочим понадобится много дней, чтобы это отчистить. Нужны абразивы и химикаты – навскидку непонятно даже какие, – потом оттирать, скрести и долбить, и все равно следы синей краски останутся. Этот синий толком не исчезнет никогда, известковый раствор навеки впитает микроскопические остатки – возможно, не заметные посторонним, но для Джуниора очевидные. Перед глазами кинолентой развернулось его будущее: он пробует метод за методом, консультируется со специалистами, ночью лежит без сна, как сумасшедший ищет хитрые решения. Закончится, без сомнения, тем, что дорожку придется снять и положить заново. А если не выйдет, шведский синий заклеймит ее навеки, до конца времен.

Линии Мэй шла себе вперед с очень прямой спиной и очень ровно сидящей шляпой – сама невинность и беззаботность. И ни разу не оглянулась узнать, как он вообще, не остолбенел ли.

И почему он не бросил ее на вокзале? Она обошлась бы без него прекрасно. Замечательно устроилась бы где угодно.

Она задалась целью получить его – и преуспела без всяких усилий. Она в одиночку вынесла пять лет публичных унижений. Она проехала на тысяче поездов с тысячей пересадок и нашла его в два счета. Он видел, как она выгибает шею и выглядывает его у вокзала; как с чемоданом и бродяжническим узлом звонит в двери незнакомых женщин; как смеется на кухне с Корой Ли. Она схватила его жизнь, выдернула, словно мокрый свитер из корыта, разложила и заново придала форму.

И за это, очевидно, он должен ее благодарить.

Редклифф споткнулся, но устоял. Меррик бежала вперед.

– Подождите! – закричал Джуниор, потому что они уже подходили к крыльцу.

Все трое остановились и обернулись. И он зашагал быстрее, торопясь нагнать их. В кронах тюльпанных деревьев пели птицы. Маленькие белые бабочки кружили над единственным солнечным пятачком. Джуниор подошел к Линии, взял ее за руку, и они вчетвером поднялись по ступеням. Пересекли крыльцо. Он отпер дверь. Они вошли в дом.

Их жизнь началась.

Много лет назад, когда дети были маленькими, Эбби завела традицию каждый октябрь вывешивать на крыльце привидения. Шесть штук в ряд, с головами из белых резиновых шаров, обтянутых белой марлей, которая свисала почти до пола и колыхалась при легчайшем ветерке. От этого весь дом с фасада приобретал загадочный вид и будто парил в воздухе. В Хэллоуин детям, чтобы постучаться в дверь и потребовать угощения, приходилось отбиваться от летучих хвостов. Ребята постарше хохотали, но малыши пугались, особенно ветреными вечерами, когда марля вздымалась, извивалась, обертывалась вокруг них.

Сыновья Стема требовали, чтобы привидений повесили и в этом году, однако Нора сказала:

– Хэллоуин еще только в среду. Нас к тому времени здесь не будет.

Они покидали дом в воскресенье – раньше въехать в свою квартиру Ред не мог. Предполагалось, что к началу рабочей недели все уже устроятся на новых местах.

Но Ред услышал и воскликнул:

– Да повесьте, почему нет! Это же в последний раз. А в понедельник утром наши рабочие их снимут.

– Да! – завопили мальчики, а Нора засмеялась и, признавая поражение, развела руками.

Привидений достали с чердака, где они хранились в картонной коробке из-под бумажных полотенец, Стем поставил лестницу и развесил их по медным крючкам, ввинченным в потолок. Вблизи привидения выглядели устало. Им полагалось переодеваться время от времени, и сейчас явно настала пора, однако всем хватало других забот.

То, что забирали Аманда и Джинни, их мужья уже отнесли в пикап Реда. Вещи Стема сложили в углу столовой. Единственная коробка Денни стояла в его комнате, но он заявил, что на поезде ее отвезти не сможет.

– Пошлем экспресс-почтой, – предложила Джинни.

– Или, может, у кого-то из вас останется? – сказал он.

На том и порешили пока.

На чердаке и в подвале еще оставались вещи (в основном – на помойку), но в целом дом совершенно опустел, и по комнатам гуляло эхо. Диван и кресло на голом полу в гостиной ожидали переезда на квартиру Реда. Обеденный стол сдали в комиссионный магазин, а кухонный стол, казавшийся до смешного маленьким и простеньким, тоже забирал с собой Ред. Мебель покрупнее выносили через парадную дверь (через кухонную было бы слишком трудно), и каждый раз кто-нибудь отводил в стороны длинные хвосты двух центральных привидений и прихватывал сбоку пружинистыми шнурками. И все-таки то и дело Стем или Денни – или еще кто-то, тащивший мебель – запутывался в марле, пригибал голову, чертыхался и отчаянно пытался высвободиться. Ворчал: «И какого черта поразвешивали!..» Однако никто не предложил привидений снять.

В последнее время в семье только и говорили, какой хороший помощник Денни, – и что же тот учудил? В субботу вечером объявил, что утром уезжает.

– Утром? – переспросила Джинни. Обитатели Боутон-роуд ужинали у нее, поскольку вся их посуда была запакована, и Джинни только что поставила жареный свиной окорок перед Хью – чтобы разрезал. Она рухнула на стул, даже не сняв варежек-ухваток, и вскричала: – Но ведь папа утром переезжает!

– Я помню, и мне от этого очень грустно, – сказал Денни.

– А Стем – днем!

– Ну а я что могу сделать? – воззвал Денни к семейству в целом. – Приближается ураган, а это все меняет.