Бобби Пайрон - Стая

Поезд притормозил. Меня отбросило назад, в море коричневого, и черного, и серого.

– Осторожно! – сказал кто-то, поднимая меня на ноги.

Я заглянул в лицо женщины в синем платке. У нее были черные волосы. Черные, а не каштановые. Женщина не улыбалась. Ее пальто даже не было красным.

Это была не моя мама.

Поезд затормозил.

– Ленинградский вокзал, – объявил голос из громкоговорителя.

Я выпрямился, протер глаза и встал с пола в вагоне. Коричневая, черная, серая волна вынесла меня из поезда, и я очутился в ярко освещенном зале. Был тогда день или уже настала ночь? Я не знал этого. В подземном мире туннелей не было никакой разницы.

Я двинулся за толпой вверх по лестнице, миновал турникеты, прошел по коридору и оказался на улице.

Холод ударил мне в лицо. В ночном небе сияли звезды. Я поднял руку, чтобы надвинуть шапку на уши. Но у меня не было шапки. И куртки тоже не было. Мужчина стянул ее с меня, когда я убегал.

Я сунул руки в карманы и оглянулся. Мне хотелось увидеть что-нибудь знакомое. Но я не видел пекарни, не видел мясной лавки, где мама покупала кости для бульона, не видел нашего дома на вершине пологого холма.

Я дрожал на ветру.

Потом я повернулся и спустился на станцию. Там всегда было светло. И не так холодно. Под длинной лавкой я заметил вентиляционное отверстие. Оттуда шел теплый воздух. Я забрался под лавку и свернулся клубочком у решетки, просунув туда пальцы. Я думал о том, как красное пальто оказалось не красным. В какой-то момент я заснул.

Проснулся я оттого, что кто-то схватил меня за ногу.

– Почти получилось!

Я дернулся, вырывая ногу, и ударился головой о лавку.

Узкое грязное лицо.

Глаза-бусинки.

Огромная крыса пыталась сожрать мою ногу!

Я отпрянул в ужасе и попытался сжаться в комочек.

Ко мне потянулась чумазая рука.

Это была не крыса! Это был мальчишка!

Рядом с первым показалось второе лицо. Огромный кровоподтек оттенял черные глаза.

– Смотри, он похож на медвежонка, устроившегося в своей берлоге! – Этот голос звучал сипло. Девчонка, произнесшая эти слова, протянула мне руку. – Вылезай оттуда, Медвежонок.

Я перевел взгляд с девочки на мальчишку, похожего на крысу. Она назвала меня Медвежонком. Мама называла меня так.

– Ты видела мою маму? – спросил я у девочки. – Она меня ищет.

– Ага, точно, – хохотнул мальчишка, похожий на крысу. – Все наши матери нас ищут.

Девочка пихнула его локтем под бок.

– Заткнись, Витя, – осадила его она. – Ты потерял маму в поезде? – Девочка заглянула ко мне под лавку.

– Я потерял ее раньше. – Я покачал головой.

Девочка кивнула.

– Ты давно ее видел?

– Мама ищет меня! – Я сморгнул слезинку.

Девочка вновь протянула мне руку.

– Мама не найдет тебя, если ты будешь прятаться под лавкой, – сказала она. – Вылезай, Медвежонок.

У лавки стояло четверо ребят. Я не мог понять, сколько им лет. Их мамы одевали их в обветшалую одежку, которая к тому же была им либо мала, либо велика. И все-таки где дети, там есть и взрослые. Взрослые скажут мне, как найти маму.

– Меня зовут Таня, – представилась девочка, назвавшая меня Медвежонком. – А это Витя. – Она указала на мальчика, похожего на крысу.

Девочка в бейсболке ткнула себя пальцем в грудь.

– Я Юля. Я зарабатываю денег больше, чем все остальные. – За ухо у нее была заложена сигарета. – А этот торчок – Паша. – Она указала на смуглого мальчика. Глаза у мальчика были странные, точно затуманенные.

– А меня зовут Миша, Михаил Андреев, или просто Мишка. Мне пять лет. – Я выпрямился, стараясь казаться повыше в своих кроссовках. – И мне нужно найти маму.

Похожий на крысу Витя рассмеялся, махнув рукой.

– Мы все потеряли матерей, глупый.

– Откуда ты знаешь? – возмутилась Таня. – Может, мать его действительно ищет. Если мы приведем его домой, она даст нам денег.

– Я не верю в матерей, – отрезал Витя. – Никакая мать его не ищет. И он слишком маленький, мы не можем взять его к себе.

Я спросил у него, как можно не верить в матерей. У всех есть мамы, даже у самых вредных и самых грязных детей. Я рассказал ему о красном пальто и о черной пуговице, о том, как мама читала мне сказки каждый вечер, как все изменилось, когда бабушка Инна отправилась на небеса, как мама начала забывать, как он появился в нашем доме…

А потом в тени что-то зашевелилось.

– Как всегда, Виктор, твой хилый жалкий мозг ограничивает твое воображение, – медленно процедил кто-то, стоявший в тени.

Мальчик, похожий на крысу, вспыхнул. Его глаза нервно забегали.

– Он полезен нам именно тем, что мал. – Этот кто-то вышел из тени, выдувая из ноздрей сигаретный дым.

Ребята замолчали, отпрянув от меня. Мой палец елозил по черной пуговице в кармане, вновь и вновь.

Затушив сигарету на полу, парень подошел поближе. Взяв за плечо, он рассмотрел меня со всех сторон.

– Сколько тебе лет? – рявкнул парень.

– Пять, – прошептал я.

Кивнув, он ущипнул меня за предплечье.

– Ты мелкий для своих лет. Так даже лучше. А эти твои карие глазищи растопят сердце любой дамочки.

На нем была милицейская шинель. Да, вся истрепанная. На ней отсутствовали пуговицы, зато виднелось много грязи. Его штаны и башмаки были не такими, как у милиционеров. Но мама всегда говорила мне, что милиционеры должны помогать людям.

– Я потерялся, – сказал я. – И я хочу есть.

– И что? – Он прищурился.

– Мне нужно найти маму. Она волнуется за меня.

Он плюнул на пол.

– Я что, на милиционера похож?

– Похож. – Я улыбнулся. – Мама всегда говорила мне, что, если я потеряюсь, нужно обратиться к милиционеру. Вот я к вам и обращаюсь. – Я улыбнулся еще шире.

Девочка, которая назвалась Юлей, расхохоталась:

– Рудик – мент, Рудик – мент!

Остальные подхватили ее смех:

– Рудик – мент, Рудик – мент!

Я повернулся к Тане.

– Пожалуйста, – попросил я. – Отведи меня к себе домой. Твоя мама все поймет.

Таня прижалась к Рудику, он приобнял ее за плечо, а второй рукой обвел все вокруг: высокие арки, грязные колонны, одетых в лохмотья детей, недавно сошедших с поезда пассажиров, нищих, спящих на твердом холодном полу, – руки вытянуты, ладони открыты, они просили подаяние даже во сне.

– Ты видишь тут матерей? – осведомился он. – Видишь?

Я отвел взгляд от злых серых глаз Рудика и посмотрел на Таню. Она прижалась щекой к его плечу, на ее лице я увидел сочувствие.

– У нас нет матерей, Мишка. И это наш дом.

– Вот что мы сделаем, – сказала Таня, ведя меня вверх по ступеням в мир над подземельем вокзала. – Мы скажем, что ты мой младший братик. Мой младший братик болен. И нам нужны деньги, чтобы купить тебе лекарство.