Алекс Капю - Мистификатор, шпионка и тот, кто делал бомбу

Атомная бомба была придумана, теперь предстояло ее построить.

С тех пор как началась война, Феликс Блох не имел контактов с друзьями-физиками в Германии. Но конечно же читал в газетах, что Гейзенберг и фон Вайцзеккер работали в Берлине над урановой машиной, а возможно, узнал и о том, что во время последнего визита к Нильсу Бору в Копенгаген оба говорили о близкой окончательной победе и биологической необходимости войны. Вероятно, он также знал, что фон Вайцзеккер подал в Берлине заявку на патент плутониевой бомбы и что вермахт в своем разбойничьем походе по Европе реквизировал весь наличный уран. Конечно, самое позднее после Перл-Харбора и Сталинграда любому здравомыслящему человеку было ясно, что Германия похожа на шахматиста, на доске у которого на две ладьи меньше, чем у противника; но атомная бомба – и это тоже было ясно – вновь вернет в игру обе эти ладьи. А может, еще и ферзя.

Вот в такой обстановке весенним днем 1943 года Роберт Оппенгеймер приехал в Пало-Альто и попросил Феликса Блоха и в этом году отказаться от каникул на пляже, а вместо этого отправиться с ним в пустыню Нью-Мексико, чтобы в секретном месте, не обозначенном на картах, строить атомную бомбу. Причем отправиться не только на лето, но до конца года и дальше, на неопределенное время.

Каков был первый ответ Блоха, неизвестно. Неизвестно и обратился ли Оппенгеймер к нему с этой просьбой в университете или дома, на Эмерсон-роуд, и состоялась ли их встреча утром, после обеда или вечером. Неизвестно, присутствовала ли при этом жена Феликса Блоха, Лора, и бодрствовали ли близнецы или уже спали. Неизвестно, происходил ли разговор на веранде или в комнатах или же они предприняли прогулку, чтобы оградить себя от чужих ушей.

Неизвестно также, был ли этот разговор коротким или долгим, скупым мужским диалогом или страстной полемикой двух ученых, споривших о глубочайшем смысле своей науки. Об этом разговоре неизвестно ничего, хотя он определенно самый важный и трудный в жизни Феликса Блоха, ведь в тот час он должен был обязательно ответить на вопрос, может ли он – да или нет? – взять на себя ответственность перед своей совестью и во имя свободы, человечности и мира во всем мире не только помыслить страшнейшую в истории человечества машину убийства, но и сконструировать ее на практике и – да или нет? – наделен ли он, европейский еврей, правом, а тем паче обязанностью бороться против нацистского геноцида всеми доступными ему средствами, пусть даже созданием оружия массового уничтожения, которое во много раз превзойдет своей безличной эффективностью отравляющий газ Фрица Габера времен Первой мировой войны.

Об этом неизвестно ничего, так как в наследии Феликса Блоха, насчитывающем многие тысячи страниц, этот вопрос совести не упомянут ни единым словом. Ни в статьях, ни в письмах, ни в записках, которые он тщательно упорядочил и оставил потомкам в библиотеке Стэнфордского университета, об атомной бомбе нет ни слова. Эта тема столь тщательно обойдена молчанием, столь аккуратно – невольно напрашивается такая мысль – удален каждый относящийся сюда клочок бумаги, что не упоминается даже имя Оппенгеймера, который десять лет был его ближайшим другом и научным собратом.

Однако же самое главное касательно этого разговора сомнению не подлежит: во-первых, он действительно имел место, и, во-вторых, Феликс Блох утвердительно ответил на оба вопроса совести. А коль скоро он спрашивал себя, должна ли трехвековая история физических исследований действительно увенчаться созданием атомной бомбы, Оппенгеймер наверняка отмел его опасения решительным замечанием, что по ту сторону всех философских рассуждений в нынешней геостратегической ситуации речь идет лишь об одном, а именно о вопросе, кто первым получит бомбу – Гитлер или Америка.

Словом, этот разговор, по всей видимости, происходил так или примерно так. Ведь фактически летом 1943 года – вероятно, в конце июня, перед началом каникул – Лора и Феликс Блох собрали чемоданы и вместе с близнецами, которым уже сравнялось два с половиной года, отправились в пустыню Нью-Мексико.

По соображениям секретности Оппенгеймер предупредил Блоха, чтобы он не покупал на полустанке Пало-Альто билеты прямо до Санта-Фе, а на каждой пересадке – в Бейкерсфилде, Альбукерке и Лами – брал новые. В совокупности дорога заняла сорок четыре часа. На третий день ближе к полудню Феликс Блох с семьей прибыл в старинную столицу штата Нью-Мексико.

В ту пору Санта-Фе еще оставался тихим испанским городком давно минувших времен. На Плазе росли старые тенистые деревья, под которыми стояли чугунные парковые скамейки, где в любое время дня проводили сиесту мужчины любых возрастов. Небольшие группки молодых женщин, черноволосых, с ярко-алыми губами, в пестрых юбках, прохаживались вокруг обелиска в центре сквера, робко высматривая возможных поклонников. Автомобилей почти не было, возле гостиницы «Ла фонда» стояли на привязи верховые лошади и мулы. На ступенях собора Святого Франциска играли дети, на веранде губернаторского дворца, разноцветными платками привязав младенцев себе за спину, сидели индианки, предлагали на продажу керамику и украшения.

Летом 1943 года в сонный городок прибывало необычно много чужаков. В большинстве это были бледнолицые горожане с севера, испанского почти никто из них не знал, да и по-английски многие говорили с тем или иным европейским акцентом. Некоторые приезжали в одиночку, некоторые – вдвоем, многие – с детьми и помимо чемоданов тащили диковинные вещи вроде метел, ведер, зеркал, комнатных растений или детских колясок.

Каждое утро этих горожан ожидал на Ист-Палас-авеню старый школьный автобус с ярко-красной надписью «US Army» [55]. Крепкий солдат помогал женщинам погрузить домашнюю утварь и добродушно исполнял их приказания. Когда все было надежно уложено в автобус, солдат садился за руль и веревкой привязывал дверную ручку к приборной доске. Потом врубал первую скорость и трогал с места.

Автобус предназначался для гостей Роберта Оппенгеймера, и в начале лета 1943 года больше тысячи человек проделали двухчасовой путь в Лос-Аламос. Прежде всего физики с семьями, но и химики, эксперты по взрывчатым веществам, биологи, специалисты по точной механике, инженеры-электрики, баллистики и металлурги. Щебеночная дорога вела по краснозему мимо лиловых скал и охряных останцов на северо-запад к бывшему лос-аламосскому интернату для мальчиков, расположенному на высоте двух тысяч трехсот метров над уровнем моря, на краю кратера огромного потухшего вулкана. Вдали лавандовой полосой тянулись южные отроги хребта Сангре-де-Кристо, рядом мрачно чернели базальты столовой горы Блэк-Меса. Среди скалистого ландшафта разбросаны индейские поселки-пуэбло. Иные покинутые и разрушенные, иные населенные. Тут и там на глинобитных стенах вялились связки стручков красного перца, во дворах лежала на солнце желтая, голубая, белая и черная кукуруза.