Чесли Салленбергер - Чудо на Гудзоне

Ни одна девушка не выражала особого интереса к моим занятиям пилотированием. До выхода на экраны фильма «Лучший стрелок» было еще далеко, а мне самому было далеко до Тома Круза. Кроме того, пилотирование воспринималось как абстрактное понятие. Никто не видел, как я летаю. Я не зарабатывал решающий тачдаун, и моя фотография не появлялась в местной газете. Все, что я делал, происходило не на виду, а высоко в небе. Если я упоминал о полетах в разговорах с девушками, это никогда не производило на них особого впечатления. Порой казалось, что эти темы для них скучны. Или, может быть, я не мог найти верных слов, чтобы передать все великолепие полета.

Как бы там ни было, я решил проверить, удастся ли мне заинтересовать Кэрол. Она была молчуньей – в этом отношении мы с ней похожи, – так что с ней нередко становилось трудно поддерживать разговор. Спросив ее, не хочет ли она полетать со мной, я ни на что не рассчитывал. Даже изъяви она такое желание, подозревал я, родители бы ей не позволили этого. Но она спросила разрешения, и они согласились отпустить ее в 45-минутный полет через Арканзас и реку Пото к городку Форт-Смит, штат Арканзас.

Это была для меня своеобразная попытка пригласить девушку на свидание, и я пришел в восторг от того, что оно состоится. Оглядываясь назад, понимаю, насколько поразительно, что ее мама и папа нам не отказали. В сущности, они позволили мальчишке, которому еще не исполнилось и семнадцати, повезти их несовершеннолетнюю дочь через границу штата. Да еще и в легкомоторном самолете!

И мы отправились в полет. Был ясный холодный день, стоял штиль при хорошей видимости. Местность просматривалась на многие мили во всех направлениях. Самолеты – создания шумные, так что во время полета разговаривать затруднительно. Я кричал ей: «Это Ред-Ривер там, внизу!» – а она вопила в ответ: «Что?!» – и мне приходилось повторять заново. Но я был счастлив, что она летит со мной.

Мы летели на самолете Cessna 150, который я взял в аренду на два часа. Это был миниатюрный самолет, в котором едва хватало места для двух человек, сидящих бок о бок. Вся ширина кабины составляла около трех футов (90 см), и я своим правым бедром касался левого бедра Кэрол. Иначе сесть было просто невозможно.

Вообразите меня, семнадцатилетнего парня, рядом с красивой девушкой: на протяжении двух часов наши ноги прижаты друг к другу, наши руки то и дело соприкасаются. Я ощущал аромат ее духов; впрочем, может быть, это был шампунь. Время от времени она перегибалась через меня, чтобы бросить взгляд на виды, открывающиеся из моего окна, и тогда ее волосы задевали мою руку. Для меня это был новый опыт – осознание того, что полет может быть настолько чувственным переживанием.

Было ли мне трудно сосредоточиться на управлении? Нет. Полагаю, это просто еще один пример того, как пилот должен уметь разделять сферы внимания. Я полностью осознавал присутствие Кэрол, но при этом не терял ни сосредоточенности на своей задаче, ни чувства ответственности. Я хотел поухаживать за ней, но самой важной моей задачей было обеспечить ее безопасность.

Из наших отношений потом ничего особенного не вышло. Но тот полет – когда я сидел так близко от нее, выкрикивал названия ориентиров на земле Техаса, повел ее обедать в аэропорту Форт-Смита… в общем, это просто приятное, теплое воспоминание.

У пилота могут быть за плечами тысячи взлетов и посадок, и большинство из них ничем не примечательны. Однако некоторые из них он не забудет никогда.

В последний раз я побывал на взлетной полосе Л. Т. Кука в конце 1970-х годов. В начале 1980-х годов я потерял с ним связь, а позднее узнал, что у него обнаружили рак и удалили несколько опухолей на шее и челюсти. Кое-кто высказал предположение, что его недуг был результатом воздействия химикатов для обработки полей, которые он распылял изо дня в день. Он умер в 2001 году.

После экстренной посадки рейса 1549 компании US Airways на реку Гудзон я получил тысячи электронных и обычных писем с выражениями благодарности за то, что сделали я и мой экипаж для спасения всех 155 пассажиров, находившихся на борту. В одной пачке таких писем я с волнением обнаружил записку от вдовы мистера Кука, от которой много лет не получал весточек. Ее слова воодушевили меня: «Эл-Ти ничуть не удивился бы, – писала она, – но наверняка был бы доволен и горд».

Во многих отношениях все мои наставники, герои и любимые люди – те, кто учил меня, подбадривал и видел во мне потенциал, – были рядом со мной в кабине рейса 1549. Мы лишились обоих двигателей. Это была крайне тяжелая ситуация, но в меня было вложено немало знаний, и все они исправно мне послужили. Уроки, преподанные мистером Куком, были частью того, чем я руководствовался во время этого пятиминутного полета. Он был опытным пилотом, мастером ручного управления – и тот мой день над Нью-Йорком определенно был днем, когда ручное управление решало исход.

С тех пор я немало размышлял обо всех тех замечательных людях, которые много значили для меня; о сотнях книг по пилотированию, которые проштудировал; о трагедиях, которым не раз был свидетелем в свою бытность военного летчика; о приключениях и неудачах в своей карьере пилота, о любви к полету и о давних воспоминаниях.

Я пришел к пониманию того, что мой путь к реке Гудзон начался вовсе не в аэропорту Ла-Гуардия. Он начался несколькими десятилетиями раньше – в доме моего детства, на травяном летном поле мистера Кука, в небе над Северным Техасом, в калифорнийском доме, где я живу со своей женой Лорри и нашими двумя дочерями, и в кабинах всех реактивных самолетов, на которых довелось летать к горизонту.

Рейс 1549 не просто один пятиминутный полет. Вся моя жизнь благополучно привела меня к этой реке.

Мне повезло открыть в себе любовь к полету в раннем возрасте и потом удовлетворять эту страсть день за днем. Повезло, что кое-что давалось мне само собой: к примеру, у меня было достаточно хорошее зрение, чтобы стать пилотом истребителя. И еще повезло, когда я ушел из ВВС, найти работу пилота гражданской авиации в то время, когда таких рабочих мест было не слишком много.

Я по-прежнему чувствую себя счастливчиком спустя годы, поскольку мне представилась возможность следовать своей любви. В индустрии гражданской авиации имеются свои проблемы, и многие из них могут быть довольно неприятными и утомительными, но я по-прежнему нахожу смысл и удовлетворение в полетах.

Когда управляешь самолетом, скользя над поверхностью земли, не обремененной земным притяжением, тебя охватывает ощущение свободы. В такой момент словно поднимаешься над обыденными мелочами жизни. Уже на высоте в пару тысяч футов открывается более широкая перспектива. Проблемы, которые давят тебя своей огромностью там, внизу, с высоты кажутся не такими значительными, а к тому времени, как поднимешься на высоту 35 тысяч футов (10 668 м), становятся и того меньше.