Кристин Ханна - Соловей

– Вы, наверное, знаете, что в моем доме поселился немец, – заговорила наконец Вианна.

– Как и во всех больших домах и во всех отелях в округе.

– Он спросил меня, кто из учителей в школе еврей, коммунист или франкмасон.

– Ах, вот как. И ты ему ответила.

– Я дура, да? Изабель так считает, она права?

– Ты не дура, Вианна. И твоя сестра слишком поторопилась осудить тебя. Впрочем, она всегда была поспешна в суждениях.

– Я все спрашиваю себя, а узнали бы они без моей помощи?

– Они уволили евреев отовсюду. Ты разве не знаешь? Мсье Пенуар больше не почтмейстер, и судью Бреза заменили. Мне из Парижа сообщили, что директриса коллежа Севинье вынужденно подала в отставку, как и все евреи-певцы в Опере. Может, немцам нужна была твоя помощь, а может, и нет. Но они наверняка выяснили бы все, что хотели, и без тебя. – Матушка говорила ласково, но строго. – Однако дело вовсе не в этом.

– А в чем же?

– Думаю, когда идет война, мы должны смотреть на многое гораздо глубже. Вопрос не в них, но в нас.

Глаза защипало от слез.

– Я больше не знаю, что мне делать. Всегда обо всем заботился Антуан. Вермахт и гестапо – это для меня чересчур.

– Не стоит думать о них. Думай о том, кто ты такая, чем ты можешь пожертвовать, а что погубит и сломит тебя.

– Да это все меня уничтожает. Мне надо стать такой, как Изабель. Для нее эта война – либо черное, либо белое. Она абсолютно уверена в себе и ничего не боится.

– Изабель тоже столкнется с кризисом веры, как и все мы. Я пережила Великую войну и знаю, что испытания только начинаются. Ты должна быть сильной.

– Благодаря вере в Бога.

– Да, разумеется, но не только благодаря вере. Боюсь, одной веры и молитвы будет недостаточно. Путь праведности зачастую полон опасности. Готовься, Вианна, это лишь первый экзамен. Пусть он послужит уроком. – Матушка обняла Вианну, и та уткнулась лицом в колючее шерстяное облачение.

Отсранившись, она почувствовала себя гораздо лучше.

Настоятельница поднялась и, взяв Вианну за руку, подвела ее к кафедре.

– Может, выкроишь время на неделе, навестишь ребятишек, позанимаешься с ними? Они любят, когда ты учишь их рисовать. Нынче все живут впроголодь, люди ропщут. Благодарение Господу, у сестер прекрасный сад, а козье молоко и сыр – просто манна небесная…

– Конечно, – согласилась Вианна.

– Ты не одинока, и не ты во всем виновата, – успокоила матушка. – Не бойся просить о помощи, когда нуждаешься в ней, помогай сама, кому можешь. Думаю, именно так мы исполняем волю Божью – перед собой и друг другом – в такие темные времена, как нынешние.

Не ты во всем виновата.

Всю обратную дорогу Вианна размышляла над этими словами.

Она всегда находила утешение в вере. Когда мама впервые начала кашлять и потом, когда кашель сотрясал все ее тело, а на платке оставались кровавые пятна, Вианна всегда молила Господа. Просила помощи, наставления. Способа обмануть смерть, которая уже на пороге. Ей было четырнадцать, и она пообещала Богу все, что угодно, если только он сохранит жизнь маме. Молитвы ее остались без ответа, и тогда она вновь просила его даровать силы, чтобы справиться с последствиями горя – одиночеством, отцовской неприязнью, его угрюмым молчанием или приступами пьяной ярости, с постоянным нытьем и приставаниями Изабель.

Ей хотелось верить, что она не одинока и что в самом деле не виновата в происходящем, но более всего – что ее жизнь действительно развивается по плану Господа, даже если он и не известен людям.

Но никогда прежде эта надежда не была такой жалкой, как сейчас.

Она одинока, и в этом никто не виноват, кроме нацистов.

Она совершила ужасную, чудовищную ошибку. И ничего не исправить. Она не в силах изменить случившееся, но порядочный человек принимает на себя ответственность – и вину – и просит прощения. Кем бы она ни была, каковы бы ни были ее слабости, недостатки и промахи, она намерена остаться порядочной женщиной.

И она знает, что должна сделать.

Знать-то она знала, но, подойдя к дому Рашель, все не могла заставить себя двинуться дальше. Ноги налились свинцом, не говоря уж о сердце.

Глубоко вдохнув, Вианна постучала. Шорох, шаги – ив дверях появилась Рашель со спящим малышом на одном плече и парой рабочих штанов – на другом.

– Вианна, – улыбнулась она. – Заходи.

Вианна чуть не поддалась приступу паники. Ой, Рашель, я просто забежала на минутку поздороваться. Но взяла себя в руки и вошла в дом следом за подругой. Устроилась на своем обычном месте – в удобном кресле у очага.

– Подержи Ари, я сварю кофе.

Вианна осторожно взяла малыша на руки. Он тут же прильнул теснее, и она ласково погладила его по спинке, поцеловала макушку.

– Говорят, Красный Крест доставляет посылки заключенным в концлагерях, – сообщила Рашель, появляясь с двумя чашками кофе. Одну она поставила на стол рядом с Вианной. – А где девочки?

– У нас дома, с Изабель. Наверное, учатся стрелять из ружья.

Рашель расхохоталась:

– Ну, бывают навыки и похуже.

Она швырнула шаровары, болтавшиеся на плече, в корзину с шитьем и села напротив Вианны.

Вианна, зарывшись носом в волосенки Ари, вдыхала чистый детский запах. Подняв глаза, увидела, что Рашель пристально смотрит на нее.

– У тебя тяжелый день? – тихо спросила подруга.

Рашель знала, как горько Вианна оплакивала своих нерожденных детей, как истово молилась о маленьком. Когда Рашель забеременела Ари, между ними возникло напряжение – не всерьез, но все же. Такая радость для Рашель… и одновременно предмет зависти.

– Нет, – ответила Вианна. Она решительно посмотрела в глаза подруге. – Мне надо тебе кое-что рассказать.

– Что?

– Помнишь тот день, когда мы писали открытки? И когда мы вернулись домой, меня ждал капитан Бек?

– Помню. Я еще предложила пойти вместе с тобой.

– Жаль, что не пошла, хотя, полагаю, это ничего бы не изменило. Он просто дождался бы, когда ты уйдешь.

– Он что… – Рашель привстала.

– Нет, нет, – торопливо ответила Вианна. – Совсем не то. Он сидел за столом, перебирал какие-то бумаги. Он… попросил меня составить список имен. Хотел знать, кто из школьных учителей еврей или коммунист. – Она помолчала. – Он еще спрашивал про гомосексуалистов и франкмасонов, можно подумать, люди распространяются вслух о таких вещах.

– И ты сказала ему, что не знаешь.

Мучительный стыд вынудил Вианну отвести взгляд, но все же она выговорила:

– Я назвала ему твое имя, Рашель. Вместе с остальными.

Рашель замерла, краска схлынула с ее лица, и глаза как будто сделались еще темнее.

– И они нас вышвырнули.

Вианна, судорожно сглотнув, кивнула.

Рашель поднялась и вышла, не обращая внимания на жалобные пожалуйста, Рашель, прошу тебя, намеренно сторонясь. Хлопнула дверь спальни.