Кристин Ханна - Соловей

Миновав закрытый шляпный магазин – занавески на окнах подняты, так и есть! – она свернула в переулок и остановилась.

Прислонила велосипед к старой каменной стене, постучала в дверь четыре раза. И только потом сообразила, что это может быть ловушка. От страшной догадки дыхание перехватило, Изабель нервно оглянулась, но было слишком поздно бежать.

Дверь открыл Анри.

Изабель юркнула внутрь. В комнате, как всегда, было накурено и воняло жженым эрзац-кофе. В старом ореховом кресле развалился тот самый здоровяк, что когда-то привел ее сюда, – Дидье. Он откинулся на спинку так, что передние ножки кресла приподнялись над полом, а сам он головой уперся в стену сзади.

– Не надо было приносить записку ко мне домой, Анри. Сестра начала задавать много вопросов.

– Пришлось, есть срочный разговор.

Неужели они наконец-то предложат ей что-то посерьезнее, чем рассовывать бумажки по почтовым ящикам? Изабель не на шутку разволновалась.

– Я слушаю.

Анри, закурив сигарету, внимательно разглядывал ее сквозь облака дыма.

– Ты слыхала, что префекта Шартра арестовали и пытали за то, что он коммунист?

– Нет, – помрачнела Изабель.

– Он перерезал себе горло осколком стекла, чтобы не предать никого. – Анри загасил сигарету о подошву, а окурок сунул в карман, сберегая на будущее. – Он собрал группу вроде нашей, из ребят, которые хотят поддержать де Голля. Он – этот мужик, который горло себе перерезал, – сейчас намерен добраться до Лондона, чтобы лично обратиться к де Голлю. Хочет организовать движение Свободная Франция.

– Так он что, не умер? – изумилась Изабель.

– Не-а. Говорят, это чудо, – вступил Дидье.

Анри все так же внимательно рассматривал Изабель.

– У меня есть письмо – очень важное, – которое нужно передать нашему связному в Париже. Но, к сожалению, за мной сейчас следят. И за Дидье.

– Угу, – задумчиво протянула Изабель.

– И я вспомнил о тебе, – сказал Дидье.

– Обо мне?

– Можешь доставить это нашему человеку в Париже? – Анри вытащил из кармана смятый конверт. – Он ждет его на этой неделе.

– Но… у меня нет Ausweis.

– Знаю, – кивнул Анри. – И если тебя схватят… – Он не договорил. – Никто ничего дурного не подумает, если ты откажешься. Это вправду очень опасно.

Опасно – слабо сказано. Весь Карриво обклеен объявлениями о казнях в Оккупированной Зоне. Нацисты казнят французских граждан за малейшие провинности. Тюрьма – самое меньшее, что ее ждет, если поймают. Но она верила в Свободную Францию так же истово, как ее сестра – в Бога.

– Итак, я должна получить пропуск, добраться до Парижа, вручить письмо и вернуться обратно. – На словах не так уж страшно.

– Не совсем, – уточнил Анри. – Нам нужно, чтобы ты осталась в Париже и стала нашим… почтовым ящиком. В ближайшее время будет много подобной корреспонденции. У твоего отца ведь там квартира?

Париж.

Она стремилась туда с того момента, как отец ее выгнал. Вернуться в Париж и всерьез бороться с нацистами.

– Отец не позволит мне остаться.

– Придется его убедить, – спокойно сказал Дидье, оценивающе разглядывая Изабель.

– Он не из тех, кого легко убедить.

– То есть ты не можешь. Ладно. Найдем другой способ.

– Погодите, – заволновалась Изабель.

Она видела, как колеблется Анри, как ему хочется, чтобы она отказалась. Он боится за нее. Упрямо вскинув подбородок, Изабель посмотрела ему прямо в глаза:

– Я сделаю.

– Тебе придется обманывать близких, жить в постоянном страхе. Выдержишь? Ты нигде не будешь чувствовать себя в безопасности.

Изабель горько усмехнулась. Можно подумать, это сильно отличается от той жизни, которую она ведет с самого детства.

– А вы присмотрите за моей сестрой? – спросила она. – Сумеете ее защитить?

– Мы все рискуем, и своими семьями тоже, – печально сказал Анри. Эту истину все они познали на собственном опыте – безопасности не существует. – Надеюсь, ты это понимаешь.

Но Изабель понимала лишь, что у нее появился шанс сделать что-то значительное.

– Когда я должна ехать?

– Как только получишь Ausweis, что само по себе непросто.

О чем, во имя всего святого, думает эта девчонка?

Нет, ну право, крутить любовь с коммунистом!

Вианна раздраженно шлепнула на доску кусок жилистой баранины – недельный рацион.

Изабель, конечно, всегда была взбалмошной, эдакое дитя природы, не признающее никаких правил. Бесчисленные учителя и монахини-наставницы безуспешно пытались научить ее быть сдержанной.

Но это не то же самое, что целоваться с мальчиком на танцах, или сбегать из школы в цирк, или отказываться носить чулки и корсет.

Идет война, страна оккупирована. Неужели Изабель до сих пор считает, что ее выходки останутся без последствий?

Вианна порубила мясо на мелкие кусочки, добавила к фаршу драгоценное нынче яйцо и черствый хлеб, сдобрила перцем и солью. Она лепила из фарша аккуратные котлетки, когда услышала мотоциклетное дрын-дрын. Подошла к двери, приоткрыла ровно настолько, чтобы выглянуть наружу.

Над каменной стеной показались голова и плечи капитана Бека, слезавшего с мотоцикла. Через минуту подъехал зеленый армейский грузовик. Во двор вошли трое немецких солдат. Они громко обсуждали что-то, а потом направились к увитой розами стене, которую соорудил еще прапрадедушка Вианны. Один из солдат поднял здоровенную кувалду и обрушил ее на стену. Каменные осколки полетели во все стороны, розовый куст повалился на землю, лепестки усыпали траву вокруг.

– Герр капитан! – выскочила во двор Вианна.

Кувалда опустилась еще раз. Крррак.

– Мадам. – Бек, похоже, был не слишком рад происходящему. Черт побери, она, оказывается, достаточно хорошо успела узнать этого типа, если различает его настроения. – У нас приказ убрать все ограждения вдоль дороги.

Солдат продолжал рушить стену, а двое других, хохоча над какими-то своими шутками, направились к дому. Не обращая внимания на хозяйку, не спрашивая позволения, они вошли внутрь.

– Мои сочувствия. – Бек перешагнул через каменные обломки, подошел к Вианне. – Я знаю, вы любите розы. И – очень плачевно – мои люди выполняют приказ о реквизиции в вашем доме.

– Реквизиции?

Солдаты появились на пороге; один держал в руках картину, которая прежде висела над камином, второй волок кресло из гостиной.

– Это было любимое кресло моей бабушки, – тихо сказала Вианна.

– Простите. Я не мог это остановить.

– Какого черта…

Вианна не знала, радоваться ей или тревожиться, когда Изабель, перетащив велосипед через кучу камней, поставила его под деревом. Между ее владениями и дорогой больше не было никаких преград.

Выглядела Изабель очаровательно, несмотря на раскрасневшиеся от быстрой езды щеки и взмокший лоб. Золотистые локоны окаймляли лицо, выцветшее красное платье подчеркивало изгибы тела.