Рейчел Кейн - Тёмный ручей

Он решает прибегнуть к сельскому шарму, и, когда заговаривает снова, голос его делается теплее и становится чуть более тягучим; офицер даже ухитряется изобразить беспечную улыбку.

– Должен признать, мэм: я подумал, что это может вывести вас из равновесия. Прошу прощения, если обидел вас. Вы не против начать все сначала?

– Конечно, – отвечаю я ему с такой же насквозь фальшивой улыбкой. – Чем могу быть вам полезна, офицер Тёрнер?

– Мне просто нужно, чтобы вы рассказали мне все с самого начала: каким образом вы оказались около той хижины, мэм, как вам пришло в голову войти туда, что случилось потом, и всё такое.

Я вздыхаю.

– Полагаю, я не могу рассчитывать на чашечку кофе с вашей стороны, верно?

Он попадается на это, хотя лишь до такой степени, чтобы выйти в коридор, высмотреть кого-то и, предположительно, заказать для меня кофе. Возвращаясь, широко улыбается. Я собираюсь с силами, чтобы ответить, хотя по-прежнему ощущаю себя неимоверно усталой.

– Итак, – произносит Тёрнер, усаживаясь на прежнее место, – о чем вы говорили?

Я подумываю ответить «ни о чем» и потребовать адвоката; я все еще не могу быть уверена, что таковой мне не понадобится. Улики можно истолковать по-разному, и ни я, ни Сэм не планировали, что нам придется отвечать на эти вопросы. Поэтому я говорю:

– Можно сначала задать еще один вопрос?

Он размышляет, потом кивает:

– Задавайте.

– Вы нашли там чьи-нибудь трупы?

Снова несколько секунд раздумья, потом Тёрнер медленно качает головой:

– Я не вправе говорить об этом. Так что именно привело вас к той хижине, мисс Проктор?

Конечно же, ему позволено лгать мне. Это освященная временем традиция проведения допросов, хотя мне до сих пор не зачитали мои права. Это о многом говорит.

Я придерживаюсь истории, которую мы обговорили с Сэмом, и первая ее часть, по крайней мере, правдива: мы надеялись найти какую-нибудь информацию о людях, которые помогают моему бывшему мужу избежать поимки. Тёрнер поднимает брови, но никак это не комментирует. Именно это скажет и Сэм. Мы уже определили, что истина – наша лучшая защита, до некоторой степени… любое другое объяснение вызовет подозрения, учитывая прошлые злодеяния моего бывшего супруга. Я рассказываю Тёрнеру об открытой настежь двери и о том, как мы осторожно проникли внутрь. Именно так, как я отрепетировала про себя.

– И что вы нашли?

– Ничего, – лгу я так же легко, как дышу. Я не намерена отдавать то, что мы вынесли оттуда. – У нас не было времени.

– Вы просто… вошли в дом?

– Дверь была открыта, – тупо повторяю я. – Мы подумали, что он, быть может, ранен, болен или еще что…

– Вам не пришло в голову, что такой человек может застрелить вас на месте за то, что вы явились к нему в дом?

Я пожимаю плечами и ничего не отвечаю. Глупость – еще не преступление. Тёрнер ничего не сможет выжать из этого, не считая, конечно, того факта, что мы с Сэмом оба были вооружены. Но мы носим оружие законно; мы приняли все предосторожности, подтвердив свои разрешения в регистрационных органах штата, и теперь я рада, что мы это сделали. Нам в лучшем случае можно поставить в вину незаконное проникновение. Он не стал бы утруждаться этим, если б не считал, что сможет пристегнуть к этому нечто большее.

Теперь поза и движения офицера Тёрнера гласят «давайте будем честны». Выражается это в том, что он наклоняется вперед, упирается локтями в колени и сплетает пальцы рук.

– Мисс Проктор, прямо сейчас полиция Теннесси обыскивает ваш дом в поселке Стиллхауз-Лейк в поисках чего-либо, связывающего вас и вашего бывшего мужа. Записи ваших телефонных разговоров подвергаются анализу. Мы знаем, что вы приезжали навестить его перед тем, как он сбежал. Вам есть в чем признаться, прежде чем мы получим результаты всех этих поисков? Быть может, это облегчит вашу участь…

Любительская игра. Я не один год видела такое со стороны следователей куда более опытных – и злобных, – чем он. Несколько секунд задумчиво смотрю на него, потом говорю:

– Я ненавижу Мэлвина Ройяла. Он охотится за мной, офицер Тёрнер. Вы знаете, каково это? Каково мне знать, что я снова подвергаюсь опасности? Что мои дети снова подвергаются опасности? Вы действительно думаете, что я захочу помочь ему? Если вы поставите его передо мной и дадите мне пистолет, я без колебаний всажу пулю в башку этому человеку.

Я имею в виду именно то, что говорю, до последнего слова, и мои эмоции, вложенные в эти слова, настолько сильны, что у меня перехватывает дыхание.

Тёрнер медленно откидывается назад, положив руки на колени. У него холодные, безжалостные глаза. Такие глаза словно выдают всем копам вместе с полицейским жетоном – глаза, которые постоянно вбирают все вокруг и ничего не отдают обратно. При всех его неуклюжих провинциальных манерах, он – акула.

В дверь стучат, и Тёрнер поднимается, чтобы взять два картонных стаканчика с кофе. Один он протягивает мне, и я с признательностью обхватываю стаканчик замерзшими ладонями. Этот кофе так плох, что его сам по себе можно считать преступлением против человечества, но он, по крайней мере, теплый и перебивает навязчивый больничный запах. Это место пахнет страхом, отчаянием и скукой, немытыми телами, вонь которых впитывается в постель. В дальнем конце комнаты ожидания отведено место под крошечный, печальный игровой уголок для детей. Сейчас он пустует, но я думаю о Ланни и Конноре, которым было всего десять и семь лет соответственно, когда машина врезалась в гараж Мэлвина, явив всему миру творимые им ужасы. В моей памяти они всегда останутся детьми этого возраста. Этого уязвимого, хрупкого возраста.

– Вы не хотите сказать мне, что было в том подвале? – спрашиваю я Тёрнера, внезапно устремляя на него пристальный взгляд. Это заставляет его чуть заметно вздрогнуть. – Потому что этот тип явно не хотел, чтобы кто-либо это увидел, что бы это ни было.

– Подвал сильно пострадал, – отвечает коп. – Некоторое время вряд ли кто-то сможет спуститься туда и осмотреться как следует. Прежде чем это будет безопасно, пройдет немало времени. Мы все еще можем найти трупы.

Я надеюсь, что нет. Отчаянно надеюсь. Киваю, потом одним жадным глотком допиваю остаток кофе.

– Верно. Что ж, мне нужно идти. Спасибо за кофе.

Тёрнер встает вместе со мной и преграждает мне путь. Я стою, глядя на него, потом позволяю уголкам своего рта чуть-чуть дрогнуть, изгибаясь вверх.

– Если только вы не хотите меня арестовать.

У него нет на меня ничего конкретного, и он это знает. Поэтому прибегает к явному блефу, говоря:

– Сядьте, мисс Проктор. Нам еще есть о чем поговорить.

Я не отвечаю. Просто иду на него. В последний момент Тёрнер отодвигается в сторону. Незаконное задержание не принесет ему ничего хорошего, и он достаточно умен, чтобы понять: ему не убедить меня в том, что у него есть на меня дело. Да, хижина сгорела. Да, я была в ней. Но есть явные признаки того, что это место было заминировано, и мне повезло выбраться живой, и у полиции есть множество соблазнительных улик для анализа, которые не имеют никакого отношения ко мне и к моему возможно-но-необязательно-незаконному проникновению в эту хижину.