Линдси Фэй - Тайна семи

– Ты что, всерьез думаешь, что эти шрамы делают тебя непривлекательным?

– Я не думаю, я знаю.

– О, если б я знал, то не стал бы спорить дальше, – весело отмахнулся он. – Знает он… Как это глупо с моей стороны. Но скажи тогда на милость, почему девица с непристойно большими карими глазами пялилась на тебя с таким усердием, прежде чем пройти дальше со своим кавалером? Возможно, ты напомнил ей любимого брата, который уплыл в море и пропал, или же кого еще, столь же милого сердцу? Впрочем, неважно. Скажи, видишь вот того типа в невероятно модных сейчас и отвратительных оранжевых бриджах? Это известный молли по имени Агустус Вестерфилд, управляющий страховой компании. Ну, вон там, на соседней скамье?

Я взглянул в указанном направлении и увидел пару глаз, которые были устремлены прямо на меня. Я даже заморгал от смущения. И поспешил отвернуться к Джеймсу Плейфэару.

– Бедняга Агги, такой одинокий мальчик. Полагаю, и ему тоже ты напоминаешь любимого брата, затерявшегося где-то в море, – дразнящим тоном заметил Джим.

– Вечер добрый, джентльмены.

Прямо перед нами с фальшивыми улыбками, точно прилипшими к физиономиям, стояли Макдивитт и Бирдсли в обычной уличной одежде с приколотыми к лацканам медными звездами. Бирдсли выглядел страшно довольным – от раскрасневшихся и пухлых детских щек до заляпанных грязью ботинок. А черноволосый ирландец Макдивитт, напротив, смотрел угрюмо и злобно. И еще на нем была совсем новенькая медная звезда. Что и понятно – ведь Джулиус оторвал и унес с собой старую. А я потом выбросил ее в грязную канаву, где ей было самое место.

Я медленно поднялся, почувствовал, что Джим тоже встает. Но он к моим проблемам не имел никакого отношения. И это следовало как-то уладить.

– Ступай в зал, Джим, – сказал я.

– Ты знаешь этих людей? – Он подвинулся поближе. – Ну да, конечно же, они твои коллеги.

Макдивитт тут же поломал ход беседы – схватил Джима за руку и рывком притянул к себе. И мне не нужны были объяснения, чтобы понять: в ребра парню уперся кончик ножа. Глаза его в ужасе расширились, он тихо ахнул.

– Отпустите меня, сейчас же! Какого черта привязались?

Они и ухом не повели. Я уже подумывал извиниться, но решил потратить всю энергию на спасение шкуры этого бедолаги. Может, и получится.

– Твой приятель останется, – важно надув и без того пухлые щеки, сказал Бирдсли. – Пока что. А теперь прогуляемся по берегу.

Я попятился и кивнул.

– И чтобы не тянуть зазря время, ты за нами тащиться не будешь. Пойдешь первым, мистер Уайлд, – рявкнул Макдивитт, выдвинув вперед подбородок. – И не думай, что я шучу; только дернись, и я вырежу этому гомику почки.

И вот мы завернули и зашагали к Манхэттену по пирсу, затянутому этой дурацкой ковровой дорожкой, я – впереди, а за мной шли Бирдсли с Макдивиттом и впавший в молчание Джеймс Плейфэар. Пока мы шли, я придумал и тут же отверг несколько планов. Только когда мы добрались до погруженной в темноту площадки у входа на мост, я понял, какого дурака свалял. Услышав наши шаги, извозчик, державший под уздцы гнедую кобылу, поднял голову. Видно, ему заплатили, чтобы дождался.

– Видели? А ну, живо залезайте! – приказал Бирдсли.

Понимая, что если меня или Джеймса затолкают в этот экипаж, шансы на спасение резко уменьшатся, я быстро развернулся на каблуках.

И едва успел это сделать, как нож в мозолистой лапе Макдивитта передвинулся со спины Джима к его горлу.

– Не надо, – воскликнул я и поднял руки. – Он не сделал вам ничего плохого.

– Поедешь с нами, и мы охотно с тобой согласимся, – проворчал Макдивитт.

– Я поеду, куда пожелаете, но его отставьте в покое.

– Нет! – Джим рванулся в сторону, в тот же момент по шее прямо к галстуку поползла тоненькая струйка крови. Он поморщился и так и замер.

– Не двигайся, Джим, ничего не говори, – крикнул я, и сердце у меня заныло от жалости и дурных предчувствий.

– Не собираюсь стоять и смотреть, как…

Кончик ножа вонзился еще глубже, кровь полилась уже ручьем.

– Джим, стой, не двигайся! – простонал я.

Выхода у нас не было. Еще секунда – и Джеймс Плейфэар умрет, из-за меня. А потому я шагнул в экипаж. Синие глаза Джима дико расширились. Он выглядел совершенно беспомощным, не мог противостоять вторжению острого стального лезвия в его плоть.

Но тут дверца экипажа захлопнулась, и Джима я больше не видел – лишь слышал, как он вскрикнул от боли. Макдивитт влез следом за мной и снова захлопнул дверцу. Кончик ножа был красным от крови. Он вонзился глубже, чем я ожидал, а я не мог этому помешать. Мне даже думать не хотелось в тот момент, насколько глубоко. Я знал лишь одно: Джим страшно закричал, и я должен был врезать кулаком прямо в морду этому чертовому уроду.

Бирдсли влез в экипаж с другой стороны и сунул мне прямо в физиономию тряпку, пропитанную хлороформом. Я отбивался и брыкался всего секунду-другую, а затем начал проваливаться в темноту.

– Куда вы меня везете? – еле шевеля языком, пробормотал я.

– У вас встреча, от которой вы все время увиливали, мистер Уайлд, – ответил Бирдсли. – Нехорошо получается. Особенно когда там ждут добрые друзья.

– Надеюсь, они подготовили ему достойный прием, верно? – с ледяной ухмылкой заметил Макдивитт. – Хотя в Таммани-холл [34] Таммани-холл – политическое общество Демократической партии США в Нью-Йорке, действовавшее с 1790-х по 1960-е гг. и контролировавшее выдвижение кандидатов и патронаж в Манхэттене с 1854 по 1934 г. В описываемый период являлось главной политической силой в штате Нью-Йорк. гостей всегда хорошо встречают.

Мне снилась свадьба, где магнолии были не белые, а черные и такие блестящие. Черные, как убийца-ворон, усевшийся отдохнуть на ветвях цветущего дерева. Невестой была Люси Адамс в длинной кружевной фате, которая колыхалась, точно саван цвета слоновой кости. Она улыбалась и ждала мужчину, которого я не видел. Она была счастлива. Она так ждала этого часа. Букет в руке поблескивал и переливался черным, как оникс, а лепестки цветов съеживались и увядали прямо на глазах в ярком солнечном свете. И страшно меня пугали, поскольку я понимал – что-то здесь не так. А вот что именно – неясно, и мне оставалось лишь наблюдать за тем, как все стебли все множились у нее в руках, изгибались, переплетались и, наконец, полностью поглотили ее. Какое-то время, пока лицо ее не скрылось за черными щупальцами, она все улыбалась и улыбалась.