Стивен Кинг - Пост сдал

Таким, собственно, и был исходный план в те далекие счастливые дни.

«Не получится, – думал Брейди. – Ничего не получится. У меня есть только Зет-бой, который, если так пойдет и дальше, скоро станет слабоумным и не сможет выходить из дома, а мне останется лишь трясти жалюзи фантомной рукой. И все. Ничего больше».

А потом, летом 2013 года, черную панику, которая окутывала его, прорезал яркий свет. К нему пришел посетитель, настоящий, не Ходжес и не «костюм» из прокуратуры, чтобы проверить, а не поправился ли он чудесным образом, не пора ли ему предстать перед судом по обвинению в десятке тяжких преступлений, начиная с преднамеренного убийства восьми человек у Городского центра.

Послышался осторожный стук в дверь, потом в палату заглянула Бекки Хелмингтон:

– Брейди! К тебе пришла молодая женщина. Говорит, раньше работала с тобой и что-то тебе принесла. Хочешь с ней повидаться?

Брейди мог подумать только об одной молодой женщине. Уже собрался сказать «нет», но любопытство вернулось вместе со злобой (возможно, что речь шла об одном и том же). Он неловко кивнул и попытался откинуть волосы со лба.

Посетительница вошла осторожно, словно опасалась заложенных под половицами мин. В платье. Брейди никогда не видел ее в платье, даже сомневался, а было ли у нее хоть одно. Волосы она по-прежнему стригла очень коротко, как и в те дни, когда они работали в киберпатруле «Дисконт электроникс», и осталась плоской как доска. Брейди даже вспомнил шутку какого-то комика: «Если плоскогрудок считать говном, Камерон Диас будет плавать долго». Но она припудрила изъязвленную кожу (с ума сойти) и чуть накрасила губы помадой (просто шок). В одной руке женщина держала сверток.

– Привет, чувак, – поздоровалась Фредди Линклэттер с непривычной застенчивостью. – Как поживаешь?

Брейди сразу оценил весь спектр появившихся возможностей.

И как мог улыбнулся.

В оборудованном в подвале тренажерном зале Кора Бэбино вытирает шею полотенцем с вышитой монограммой и хмурится, глядя на монитор. Она отмерила только четыре из шести миль на «бегущей дорожке», она терпеть не может, когда ее прерывают, а этот чокнутый снова здесь.

Раздается трель звонка, она прислушивается к шагам мужа над головой, но напрасно. На мониторе виден старик в потрепанной куртке с капюшоном. Такие часто торчат на перекрестках, держат в руках плакаты с надписями «ХОЧУ ЕСТЬ», «НЕТ РАБОТЫ», «ВЕТЕРАН ВОЙНЫ», «ПОЖАЛУЙСТА, ПОМОГИТЕ». Этот же просто стоит, понурив плечи.

– Черт побери, – бормочет Кора, останавливает «бегущую дорожку», поднимается по лестнице, открывает дверь в коридор и кричит: – Феликс! Это твой безумный друг! Это Эл!

Никакой реакции. Наверное, он в кабинете, уставился в экран игровой приставки, в которую словно влюбился. Поначалу, упоминая о новом странном увлечении Феликса своим друзьям в загородном клубе, она считала это забавным. Теперь ей точно не до смеха. Ему шестьдесят три, он слишком стар для молодежных компьютерных игр и слишком юн для такого склероза. Она даже начинает тревожиться, а не первая ли это стадия болезни Альцгеймера? Ей также приходила в голову мысль, что безумный друг Феликса торгует наркотиками, но вроде бы для этого он староват. И потом, если бы муж нуждался в наркотиках, он бы без труда нашел, где их взять. По его словам, половина врачей в Кайнере частенько закидывается «колесами».

Вновь трель звонка.

– Боже ты мой! – вырывается у нее, и она сама идет к двери, на ее лице читается раздражение. Она высокая, сухопарая, ничего женственного в ней практически не осталось. Загар от пребывания на поле для гольфа сохраняется даже зимой, только принял желтоватый оттенок, и с первого взгляда возникает ощущение, что у нее желтуха.

Она открывает дверь. Вечерний январский воздух врывается в проем, холодит потные лицо и руки.

– Я думаю, мне пора узнать, кто вы, – говорит она, – и что связывает вас с моим мужем. Или я прошу слишком многого?

– Отнюдь, миссис Бэбино, – отвечает старик. – Иногда я – Эл. Иногда – Зет-бой. В этот вечер я – Брейди, и, скажу честно, очень приятно выйти на улицу, даже в такой холодный вечер.

Она смотрит на его руку.

– А что у вас в этой банке?

– Конец всех ваших тревог, – отвечает старик в залатанной куртке, и раздается приглушенный выстрел. Дно бутылки разлетается кусочками пластика вперемешку с ошметками металлической мочалки. Они парят в воздухе, словно пух ваточника.

Кора чувствует, как что-то ударяет ниже ссохшейся левой груди, и думает: Этот безумный сукин сын ударил меня . Пытается вдохнуть и поначалу не может. Грудная клетка словно застыла, и что-то теплое течет по леггинсам. Кора смотрит вниз, все еще пытаясь наполнить легкие воздухом, и видит расползающееся по синему нейлону пятно.

Она поднимает глаза на старика в дверном проеме. Он все еще держит в руке то, что осталось от пластиковой бутылки, словно это подарок, маленькая компенсация за неожиданный приход в восемь вечера. Куски металлической мочалки торчат из бутылки, как обгорелая бутоньерка. Коре наконец удается вдохнуть, но не воздух, а кровь. Она закашливается, и изо рта летят красные брызги.

Мужчина в куртке входит в дом и закрывает за собой дверь. Бросает бутылку. Потом толкает Кору. Она отшатывается назад, сбивает декоративную вазу со столика у вешалки и падает. Ваза с оглушительным грохотом разбивается о паркет. Коре удается еще раз вдохнуть кровь. «Я тону, – думает она, – я тону в собственной прихожей». Снова закашливается и плюется кровью.

– Кора! – зовет Бэбино из глубин дома. Голос у него такой, словно он только что проснулся. – Кора, с тобой все в порядке?

Брейди поднимает ногу Библиотечного Эла и осторожно опускает тяжелый черный башмак на натянутые сухожилия тощей шеи Коры Бэбино. Кровь снова выплескивается изо рта. Загорелые щеки измазаны ею. Брейди с силой надавливает. Что-то с хрустом ломается. Глаза Коры выпучиваются… выпучиваются… и стекленеют.

– Ты цепко держалась за жизнь, – почти с нежностью комментирует Брейди.

Наверху открывается дверь. Сначала на лестнице появляются ноги в шлепанцах, потом становится виден весь Бэбино. Он в халате поверх нелепой шелковой пижамы, каким отдавал предпочтение Хью Хефнер. Седые волосы, обычно его гордость, растрепаны. Островки щетины на щеках слились в некое подобие бороды. В руке он держит зеленый «Заппит». Из него доносится мелодия «Рыбалки»: «У моря, у моря, прекрасного моря». Бэбино смотрит на жену, лежащую на полу прихожей.

– Ее тренировки окончены, – говорит Брейди все с той же нежностью.

– Что ты НАДЕЛАЛ? – кричит Бэбино, как будто ответ не очевиден. Он подбегает к Коре, пытается упасть рядом с ней на колени, но Брейди хватает его под мышки и ставит на ноги. Библиотечный Эл – конечно, не Чарлз Атлас [30], но все-таки гораздо сильнее обладателя изможденного тела, пребывающего в палате 217.