Оливер Пётч - Дочь палача и театр смерти

Что ж, по крайней мере, она хорошо повеселилась.

Кто-то свистнул ей вслед, и Барбара плотнее закуталась в шаль в надежде, что ее не узнают в темноте. Впрочем, непослушные локоны все равно выглядывали наружу. Последнее, что ей сейчас было нужно, – это столкнуться с отцом. Карл еще вечером видел его в трактире «Под солнцем», где собирались простые ремесленники и крестьяне. Вполне возможно, что отец тоже бродил по улицам после урочного часа. Куизль был знаком с большинством стражников, многих он уже лечил от болезней или ран. Простой народ особенно ценил способности палача в деле врачевания, поэтому Якоб часто пропускал еще по стаканчику с караульными, прежде чем отправиться домой.

Погруженная в раздумья, Барбара спешила в сторону ворот. Она и сейчас жалела, что так резко обошлась с отцом. Наверное, ее принудил к этому страх, что он разгадает ее маленькую тайну. Ведь на самом-то деле она любила его! Его брюзгливый нрав, ворчливый характер, под которым скрывалась его чувствительная, совершенно не пригодная для работы палача суть. Отец был не только силен, но также начитан и чрезвычайно умен – во всяком случае, умнее большинства безмозглых горожан. Как бы то ни было, секретарь Лехнер ценил его ум. Тем более огорчало Барбару то, что отец столько пил. Спиртное меняло его характер, и, что еще хуже, она уже не могла им гордиться.

Барбара стыдилась его.

Магдалена как-то рассказывала, что и дед их умер пьяницей. Оставалось только молиться, чтобы это не стало семейным проклятием.

«Но возможно, наша судьба сложится совсем иначе, – подумала Барбара. – Я почти добралась до разгадки. Эти книги…»

Неясный шелестящий звук заставил ее остановиться. Поначалу она решила, что это очередной ухажер подкараулил ее, но потом насторожилась. Звук, несомненно, доносился со стороны старого кладбища за церковью, на котором давно никого не хоронили. От переулка ее отделяла стена с ржавой калиткой, за ней угадывалось несколько каменных глыб, мешки с известью и покосившиеся надгробные плиты. Охваченная любопытством, Барбара остановилась и заметила за калиткой двух человек. Они о чем-то разговаривали; послышался звон монет, потом смех.

Барбара прижалась лбом к железной решетке, чтобы присмотреться к этим двоим. В темноте она не могла толком их разглядеть, но по крайней мере один из них выделялся богатым одеянием, в широком темном плаще и широкополой шляпе. На втором шляпа была странная, приплюснутая, таких в Шонгау не носили. Барбара была уверена: это не какие-нибудь бродяги или нищие, которых вполне можно было встретить в подобном месте. Не были они и пьяными подмастерьями.

Так что же им здесь понадобилось?

Человек в приплюснутой шляпе кивнул другому на прощание и двинулся к калитке. Барбара спряталась за стеной и с любопытством заглянула в щель. Крепкое сложение незнакомца и его легкая поступь выдавали в нем опытного бойца. Шляпа сидела на нем так низко, что Барбара не смогла рассмотреть его лица. И от него исходила немая угроза. Он снова обернулся к собеседнику и прошипел на прощание:

– Будьте наготове! Скоро мы дадим о себе знать.

Голос у него был странный, с жестким призвуком. Барбара не сразу распознала в нем тирольский диалект. Нечасто ей доводилось услышать его здесь, в Пфаффенвинкеле.

Барбаре стало не по себе. Она поспешила прочь, чтобы второй человек ее не заметил. Она преодолела уже значительное расстояние, когда услышала шаги за спиной. Звук их стремительно приближался. Неужели он преследовал ее? Быть может, она увидела нечто такое, чего ей видеть не следовало?

Барбара развернулась и тихо вскрикнула. В переулке действительно кто-то стоял. Был ли это один из тех двоих на кладбище, теперь сказать было трудно. Однако плащ на нем был темный, а шляпу он снял. И широко улыбался.

– Милая Барбара! – воскликнул незнакомец, словно только сейчас узнал ее в темноте, и раскинул руки. – Как же я рад встретить тебя здесь… Твой облик станет мне приятным завершением долгого и трудного дня!

Барбара облегченно вздохнула:

– А, так это вы, доктор Рансмайер… Ну и напугали же вы меня. Я уж думала…

– Что ты думала? – спросил мужчина в богатом наряде и шагнул к ней.

Барбара отмахнулась:

– Забудьте. Я вас, видимо, с кем-то спутала. – И добавила насмешливо: – Или, может, вы знаетесь по темным закоулкам с каким-нибудь сомнительным сбродом?

– Сомнительным сбродом? Нет, Господи помилуй! – Доктор рассмеялся, но прозвучало это как-то натянуто. – Ладно, признаю, я видел тебя с какими-то парнями в «Звезде» и понадеялся встретиться с тобой здесь… – Он покорно вскинул руки: – Туше́!

– Что ж, если вам непременно хотелось встретиться со мною, господин доктор, цирюльня была бы более подходящим местом, – насмешливо ответила Барбара.

– Боюсь, твоя старшая сестра и в особенности ее супруг будут не очень-то рады меня видеть. – Рансмайер вежливо подал ей руку: – Позволь?

– Спасибо, я и сама дойду.

Доктор вздохнул:

– Разреши хоть проводить тебя до ворот. Тамошний стражник – один из моих пациентов. Одно мое слово, и он пропустит тебя без лишних проволочек.

Барбара нехотя приняла предложение. Ей не хотелось неприятностей у ворот. Ради этого можно было и потерпеть общество самоуверенного врачевателя. Мельхиору Рансмайеру шел, наверное, пятый десяток, хотя он прилагал все усилия, чтобы выглядеть моложе. Фетровая шляпа, украшенная пестрыми перьями, прикрывала кудри черного парика – мода, которая пришла из Франции и теперь набирала популярность в Баварии. Острая бородка была закручена и смазана воском, шею обрамлял кружевной воротничок.

Барбара до сих пор не понимала намерений доктора, который вот уже три года как жил в Шонгау и переманивал пациентов у Симона. Рансмайер, похоже, действительно ею увлекался и несколько раз пытался за ней ухаживать. До сих пор Барбара не решалась рассказывать об этом Магдалене и Симону, поскольку знала, что Симон на дух не переносил Рансмайера и считал его шарлатаном. Хотя, возможно, причины такой неприязни крылись и в том, что доктор носил превосходную и очень дорогую одежду и вел такой образ жизни, какого Симон не мог себе позволить. Вот и теперь Рансмайер был в широких ренгравах [6] Ренгравы – широкие брюки, популярные в Европе во второй половине XVII в. и красном бархатном жилете под плащом.

– Я слышал, господин цирюльник уехал на несколько дней? – спросил Рансмайер. – Как говорят, в Обераммергау.

Барбара нерешительно кивнула.

– Симон отправил Петера в тамошнюю школу, потому что здесь его не приняли бы в гимназию.

– Подумать только! – Рансмайер изобразил огорчение. – Воистину жаль, что столь одаренному ребенку закрыт доступ в высшую школу. Про маленького Петера рассказывают прямо-таки удивительные вещи… – Он тронул ее руку, и Барбара поняла по запаху, что доктор уже успел выпить. – Поверь, милая моя, если б я пользовался влиянием в Совете, то исправил бы положение.