Эллисон Бреннан - Умолкшие

– Странно, – сказал Ной. – Она же не могла ходить в одной футболке.

– Я и более странные дела видала, – сказала Джейни.

– Убийца мог забрать ее вещи, – заметил Армстронг. – Но зачем? Разве у нее было что-то ценное? Зачем забирать ее одежду?

– Я служу в полиции двадцать девять лет и могу сказать только то, что большинство убийц – тупые скоты, – ответила Джейни. – Кто знает, почему они делают то, что делают?

Мотивация убийцы и виктимология [6]были одинаково важными психологическими инструментами в раскрытии преступлений.

– Если б это был приступ ярости, я ожидала бы большей жестокости, – сказала Люси. – Множественные колотые раны. Кровь повсюду. Следы борьбы. А здесь… – она замялась, подыскивая слово.

– Эффективность, – сказал Ной.

– Именно.

– Когда жертву арестовали год назад, у нее был сутенер? – спросил Ной. – У вас есть дело на нее?

– Она не говорила, чтобы у нее был сутенер, но скорее всего врала. Она не постоянно работала проституткой – сказала, что сама из Джерси. У тамошних копов ничего на нее нет. Возможно, солгала и тут.

– У вас есть ее постоянный адрес?

– Если хотите взять дело, я сброшу вам файл, как только мы закончим здесь.

– Вы хотите передать это дело ФБР? – спросил Ной, не в силах скрыть удивления.

– Ну, не со всеми потрохами, но я дам вам наводку, если будете держать меня в курсе. На мне сейчас двадцать три дела и бог знает сколько «висяков». Хотя я не люблю, когда вы, федералы, налетаете и хватаете все, что вам нравится, я понимаю, когда надо просить помощи.

– У нас тоже дел хватает, – сказал Армстронг. – Не знаю, что, по-вашему, мы могли бы сделать такого, чего не может сделать ваш более чем квалифицированный отдел.

– Возможно, и так, – ответила Джейни. Люси заметила, как ее взгляд перешел с Ноя на залитую кровью постель. Она почти слышала мысли полицейской.

Никому нет дела до очередной убитой проститутки.

Для Люси было невыносимо думать, что убийство Николь Беллоуз ляжет в долгий ящик. Черная проститутка в неспокойном районе – вряд ли это привлечет много внимания. Джейни была хорошим копом, но если она не найдет никакого следа в течение следующих семидесяти двух часов, то место этого явного «глухаря» займут три новых дела.

– Но мы можем его расследовать, – вмешалась Люси.

Ной резко повернулся к ней, широко распахнув глаза. Кинкейд никогда не видела в них столько удивления и злости. Она поняла, что перечит ему, хотела было извиниться, но не могла заставить себя отступить. Если не она привлечет внимание к убийству Николь Беллоуз, то кто?

– Джейни сказала, что убийца оставил послание; так, может, посмотрим на него, прежде чем списывать дело в «глухари»? – Люси почти выдавливала из себя слова. – Это не просто убийство. А вдруг оно сходно с каким-нибудь нерасследованным случаем? Что, если убийца нацеливается на следующую проститутку? И сколько молодых женщин должны умереть, прежде чем мы обратим на это дело внимание? Венди Джеймс у всех на слуху, но черная проститутка в гетто не удостоится даже упоминания в газете, не говоря уже о пятичасовых новостях.

Она зашла очень далеко. Ной только раз стиснул кулаки, но для человека, редко показывавшего характер, это было очень заметно.

– Извини, – искренне сказала Люси. – Не знаю, что на меня нашло.

Но она точно знала, откуда этот всплеск ярости – из-за страха. Страха за то, что такие жертвы, как Николь Беллоуз, будут забыты. Страха, что последуют другие жертвы и никому не будет до этого дела. Что, если они не найдут убийцу и не посадят его, Николь Беллоуз будет преследовать ее в кошмарах. Но еще хуже – то, что она не сможет остановить насилие.

Ной, ничего не ответив Люси, повернулся к Джейни.

– Где послание?

По лицу Рейд было видно, что ее раздирает любопытство, но она просто ответила:

– В ванной. Увидите сразу.

Ной первым вошел в маленькую ванную. Двоим там было не развернуться, так что Люси пришлось подождать. Выйдя, Армстронг сказал:

– Я позвоню начальству.

Он вышел из номера мотеля, не глянув на Люси. Она вошла внутрь. У покрытой потеками и пятнами крови раковины умывальника-стойки не было края. Внутри потрескавшейся раковины лежала крупная крыса, мертвая и выпотрошенная. Кишки несчастной твари были наполовину выпущены и лежали кровавым комком. Изуродованная крыса сама по себе была отвратительна. Но ее кровью было написано послание на старом потрескавшемся зеркале.

И тут Люси увидела, что у крысы отрублен хвост.

Люси не обращала внимания на ошивавшихся вокруг мотеля людей, хотя за те пятнадцать минут, что они осматривали номер 119, их количество возросло.

Ной отошел поговорить со Слейтером, и Кинкейд надеялась, что он не окончательно разозлился на нее.

Ты не должна была так на него набрасываться.

Ной всегда помогал ей, становился на ее сторону, даже когда ее идеи шли вразрез с протоколом. Ему не были безразличны жертвы, но своего сочувствия он напоказ не выставлял, как она.

Шесть слепых мышек.

Где эти шесть жертв? Николь была первой? Последней? Будут ли еще жертвы?

Взгляни, как бегут шесть мышек слепых.

Люси изучала всевозможные типы преступников как в курсе криминальной психологии, так и самостоятельно. Жизнь много раз ставила ее лицом к лицу со злом: ее кузину убили, когда ей было семь лет; ее братья и сестры, служившие в силах правопорядка, откровенно рассказывали о своей работе; в восемнадцать лет ее изнасиловали. Затем – десять лет обучения и стажировки по изучению преступлений и преступников. У нее был дар – или проклятие – залезать в голову как убийце, так и жертве.

Этот убийца кого-то дразнил, но вряд ли послание было адресовано полиции. С его стороны это была почти сокровенная мысль, какая-то очень личная насмешка.

Шесть слепых мышек.

В детском стишке было всего три мышки, так что число шесть имело особенный смысл: сигнал полицейским или угроза. Крыса могла символизировать жертву. Которая о чем-то проболталась полиции. Детский стишок песенкой звучал в голове, и смысл его был издевательским. Зачем было отрубать крысе хвост?

Люси пропела про себя песенку.

Может, хвост имел какой-то особый смысл для убийцы? Или он отрубил его из-за песенки? Планировал ли он убить крысу, принес ли ее с собой, или это была импровизация? Хотел ли он сбить копов со следа, скрыть мотив?