Лиза Скоттолине - Каждые пятнадцать минут

И вот ровно то же самое я испытываю сейчас.

Это великолепно.

На следующее утро Эрик открыл дверь в приемную своего офиса и увидел, что Макс Якубовски уже сидит на одном из деревянных стульев, уставившись в свой телефон и водя по экрану пальцем.

– Макс? Доброе утро!

– О, привет. – Макс поднял глаза, сунул телефон в задний карман и вскочил на ноги с таким видом, как будто его застали врасплох.

– Нашел меня без проблем?

– Да, хвала GPS.

– Отлично. Ну, проходи.

Эрик махнул рукой в сторону открытой двери кабинета. Провожая парня взглядом, Эрик отметил, что тот сегодня выглядит хуже, чем накануне: Макс втянул голову в плечи, но все равно были видны темные круги у него под глазами, как будто он плохо спал ночью. Челка падала ему на лицо. И выглядел он подавленным.

– Спасибо, что согласились встретиться со мной, доктор Пэрриш. – Макс остановился посреди кабинета, глядя на Эрика полными благодарности глазами. Теперь, вблизи, Эрик смог разглядеть, что кожа на лице у него бледная, нежная и совершенно лишенная следов какой-либо растительности.

– Не за что. Садись, пожалуйста. – Эрик указал ему на безразмерное зеленое кресло напротив своего.

– Благодарю. – Макс опустился в кресло, выпрямившись, словно проглотил палку. Он был в свободных джинсах, очередной черной футболке и видавших виды кроссовках. – Я и не знал, что вы в больнице такая большая шишка. Я про вас почитал в инете.

– О да, я очень большая шишка. – Эрик улыбнулся, стремясь создать непринужденную обстановку.

– Значит, вот так выглядит кабинет психиатра. – Макс огляделся по сторонам, вертя растрепанной головой.

– Не стоит делать поспешных выводов – на самом деле этот кабинет когда-то принадлежал ортодонту.

Макс неуверенно улыбнулся, продолжая смотреть по сторонам, и Эрик сам невольно еще раз оглядел свой кабинет: справа стоял его письменный стол из тигрового клена, который он старался держать в порядке, рядом – серо-зеленое эргономическое компьютерное кресло и ореховый шкаф с учебниками, профессиональными журналами и DSM. На шкафу стояла кофеварка «Кюриг» с несколькими чистыми чашками и лежал стетоскоп и тонометр, которыми он время от времени пользовался. В центре комнаты друг напротив друга расположились три больших кресла, обитых одинаковой зеленой тканью. На стены он так ничего и не повесил – но справедливости ради надо сказать, что тут и вешать-то было особо негде, а свои дипломы и сертификаты он хранил в больнице, в кабинете.

– У вас нет кушетки.

– Кушетка – это вовсе не обязательно. – Эрик снова улыбнулся: он не первый раз сталкивался с этим распространенным заблуждением. – Мы можем просто сидеть и разговаривать.

– Ага. – Макс махнул рукой в сторону окна, где кусты сирени не давали солнцу проникнуть в комнату, создавая причудливые тени на потолке и стенах. За окном было тихо, если не считать щебета голубых соек и приглушенного пения трубача где-то вдалеке. – Мне нравятся деревья и все такое.

– И мне тоже.

– Это ваша семья? – Макс перевел взгляд на книжный шкаф, где красовалась фотография Кейтлин и Ханны.

– Да. – Эрик кивнул, но вдаваться в подробности не стал. Он вообще избегал особо говорить о себе на сеансах – главным образом потому, что не хотел даром тратить время. Не все психиатры хранят личные фотографии в своих кабинетах, но его пациенты обычно не были опасны и он не волновался за безопасность своей семьи.

– Ладно. А как мне вас называть? «Доктор Пэрриш», как в больнице?

– Да, «доктор Пэрриш» вполне подойдет. – Эрик взял со стола блокнот и положил его на колени. Он всегда так делал в начале сеанса, чтобы его потом не могли обвинить том, чего он не говорил и не делал.

– Бабушка дала мне записку для вас, когда узнала, что я пойду к вам.

– Это совсем не обязательно, ты можешь самостоятельно решать, ходить тебе на терапию или нет.

– Она думала, это как в школу, что тут проверяют.

Макс достал из кармана и протянул Эрику листок бумаги, на котором было написано: «Доктор Пэрриш, да благословит вас Господь за то, что вы помогаете моему Максу». Почерк был неровный, прерывистый, и от этого у Эрика в горле встал комок. Внутри был чек, и он поспешно сунул его в нижний ящик стола.

– Прекрасно, спасибо. Я рад, что ты решил прийти. – Эрик напечатал «Макс Якубовски» и поставил дату. Потом, позже, он распечатает эти записи и поместит их в папку пациента, их он хранит дома. Он никогда не записывал сеансы ни на видео, ни на диктофон.

– Бабушка очень хотела, чтобы я пошел. Вы ей очень понравились. – Макс с хлопком соединил ладони на коленях, он был очень напряжен.

– Она мне тоже очень понравилась. Как она сегодня?

– Не очень, если честно. Она была такая уставшая сегодня утром. Обычно часов в семь она любит выпить кофе – знаете, растворимый, в гранулах там или типа того – а сегодня нет. Ей принесли, но она снова уснула и не стала пить свой кофе. – Макс закусил губу. – Это, как бы, меня очень беспокоит… я все думаю, это так ужасно – понимать, что однажды я вот так утром приду ее будить – а она не проснется… И это может произойти в любой момент.

– Это очень тяжело.

– Да, это как… ну не знаю… даже не знаю, что лучше: знать или не знать. Я все никак не могу поверить, что это правда и что однажды это случится.

Эрик вспомнил, как Лори сказала ему, что миссис Тихнер осталось максимум две недели, но не стал этого говорить Максу.

– Я понимаю. С этим очень тяжело смириться.

– Я знаю, поэтому я и пришел к вам, а не только потому, что она сказала. Она… она на самом деле совсем не представляет, каково мне. Я от нее это скрываю. – Макс замолчал, вздохнул. – Думаю, вам я расскажу, я хочу рассказать, поэтому я и здесь. Поэтому я и сам знал, что рано или поздно мне придется сюда прийти. Ведь симптомы становятся все заметнее.

– Какие симптомы?

– У меня ОКР [4].

– Расскажи мне о своем ОКР.

Эрик повторил определение Макса, но на самом деле пока он был далек от того, чтобы ставить диагноз. Сначала ему надо было познакомиться с Максом поближе, узнать, какие отношения существуют между членами его семьи, выявить или исключить соматические нарушения… и только тогда можно будет говорить о диагнозе. Подростковый возраст – очень опасное время, особенно для мальчиков: именно примерно в возрасте Макса появляются первые «тревожные звоночки» имеющихся психических заболеваний – и раздвоения личности, и шизофрении, и других.

– Доктор Пэрриш, мне очень нужно, чтобы вы выписали мне лекарства. Я изучал вопрос, я знаю, что лекарства могут помочь при ОКР. Это правда?

– Да, это так. – Это тоже было знакомо Эрику: если на свете существует волшебная пилюля – пациент во что бы то ни стало хочет ее получить. Эрик не был против лекарств в принципе, но он был против того, чтобы принимать их без особых к тому показаний, особенно подросткам.