Кен Фоллетт - Опасное наследство

Мики понял, к чему он клонит.

– Ты не хочешь, чтобы мать знала о тебе все…

– И ты бы мог оставаться у меня на ночь, например, – сказал Эдвард, очень уж откровенно поглядывая на Мики.

Мики вдруг понял, что может воспользоваться этой идеей. Он изобразил на лице печаль и покачал головой.

– К тому времени, как ты купишь себе дом, мне, возможно, уже придется покинуть Лондон.

– Отчего вдруг? – удивился Эдвард.

– Если я не найду денег на новую гавань, наш президент меня точно отзовет.

– Тебе нельзя уезжать! – воскликнул Эдвард испуганно.

– Да мне и самому не хочется. Но выбора у меня нет.

– Облигации распродадутся, я уверен.

– Надеюсь. Но если нет…

Эдвард ударил по столу кулаком, отчего задребезжали бокалы.

– Если бы не Хью, мы бы уже выпустили облигации!

– Наверное, тебе придется поступить так, как решили партнеры…

– Конечно. А как же еще?

– Ну… – Мики помедлил и постарался придать своему голосу задумчивый тон. – Вот если бы ты приказал своим помощникам оформить сделку с гарантией, ничего не говоря партнерам… Такое возможно?

– Возможно, – ответил Эдвард с озабоченным видом.

– В конце концов, ты же старший партнер. Это что-то же да значит.

– Ты чертовски прав.

– Саймон Оливер может подготовить все документы втайне. Ему можно доверять.

– Да.

Мики едва верил в то, что Эдвард так быстро согласился на его предложение.

– И тогда бы я остался в Лондоне.

Официант принес вино и налил каждому в бокал.

– Рано или поздно об этом станет известно, – сказал Эдвард.

– Но тогда будет уже поздно. И ты можешь сослаться на ошибку в приказах.

Мики и сам понимал, что такое оправдание никуда не годится, и сомневался, что Эдвард проглотит наживку.

Но мысли Эдварда были заняты другим.

– Если ты останешься… – он замолчал и опустил глаза.

– Да?

– Если ты останешься в Лондоне, то ты будешь у меня ночевать, иногда?

«Значит, это единственное, что заботит Эдварда», – подумал Мики с чувством триумфа и постарался изобразить самую благодушную из своих улыбок.

– Разумеется!

Эдвард кивнул.

– Тогда я согласен. Поговорю с Саймоном после обеда.

Мики поднял свой бокал.

– За дружбу!

Эдвард чокнулся с ним и робко улыбнулся в ответ.

– За дружбу!

Эмили, супруга Эдварда, переехала в Уайтхэвен-Хаус без всяких предупреждений. Хотя все до сих пор считали хозяйкой дома Августу, Джозеф завещал его своему сыну. Следовательно, Августа не могла выгнать невестку, не поставив вопрос о разводе, а та только этого и хотела.

Формально хозяйкой была как раз Эмили, а ее свекровь Августа жила там с ее согласия. Августа не имела ничего против борьбы, но Эмили оказалась куда коварнее и избегала открытого противостояния.

– Это ваш дом, и вы вправе поступать, как вам вздумается, – сказала она обманчиво-покорным тоном, от которого Августа едва не поморщилась, как от боли.

Эмили даже достался ее титул. Теперь графиней Уайтхэвен была жена Эдварда, а Августа – вдовствующей графиней.

Августа продолжала отдавать приказы слугам, как и прежде, и при каждом удобном случае старалась отменить распоряжения Эмили. Та не жаловалась, но некоторые слуги начали выражать свое недовольство. Эмили нравилась им больше, потому что обращалась с ними до безрассудства мягче, как с гневом думала Августа. Им всегда удавалось обставить существование Эмили с наибольшим комфортом.

Самым сильным орудием хозяйки в борьбе со слугами была угроза выгнать их без рекомендательного письма, после чего никто не предложил бы им работу. Но и это орудие Эмили вырвала из рук Августы с такой легкостью, что даже становилось страшно. Однажды Эмили приказала подать на обед камбалу; Августа заменила ее на лосося. После того как за обедом все-таки подали камбалу, Августа уволила кухарку. Но Эмили дала кухарке прекрасную рекомендацию, и та устроилась к герцогине Кингсбриджской, предложившей ей еще большее жалованье. Впервые Августа поняла, что слуги ее не боятся.

После полудня знакомые Эмили приезжали на чай. Эмили с улыбкой предложила Августе выполнять обязанности хозяйки дома за чаепитием, но тогда ей бы пришлось и вежливо общаться с гостями, что было почти так же непереносимо, как оставлять роль хозяйки самой Эмили.

Ужин проходил еще хуже. Августа сидела во главе стола, но все знали, что это место Эмили, а одна грубая гостья даже заметила, как благородно со стороны Эмили проявить такое уважение к своей свекрови.

Августа не привыкла к такому. До этого никому не удавалось ее перехитрить, и для нее это было в новинку. Обычно она сама решала, кому благоволить, а кому отказывать в своем расположении. Но ведь Эмили и хотела, чтобы ей отказали от дома, так что запугать ее было невозможно.

Августа сдаваться не собиралась.

Эмили в последнее время все чаще приглашали на различные мероприятия, и она отправлялась на них в любом случае, сопровождал ли ее Эдвард или нет. Люди это замечали. Пока Эмили скучала одна в Лестершире, никто о ней не вспоминал, но теперь, когда они оба жили в Лондоне, появление одной Эмили без супруга казалось подозрительным.

Раньше Августе было бы наплевать на мнение высшего общества. Представители коммерческой среды часто относились к аристократам как к легкомысленным прожигателям жизни и были равнодушны к их мнению или, по крайней мере, делали такой вид. Но Августа уже не считала себя представительницей среднего класса. Будучи графиней, она слишком долго вращалась в высших кругах и привыкла получать одобрение со стороны лондонской элиты. Она не могла позволить своему сыну отклонять приглашения лучших представителей высшего общества и заставляла его посещать эти мероприятия.

Сейчас как раз был такой случай. В Лондон для участия в парламентских дебатах приехал маркиз Хоукасл, и маркиза давала ужин для избранных знакомых из числа тех, кто не был занят охотой в своих загородных поместьях. Среди приглашенных были Эдвард с Эмили, а также сама Августа.

Но, спустившись в гостиную в вечернем черном шелковом платье, она обнаружила там Мики Миранду в парадном одеянии и с бокалом виски в руках. При виде его сердце ее забилось сильнее – настолько он неотразимо выглядел в белом жилете с высоким воротничком. Он встал с кресла и поцеловал ее руку. Августа порадовалась тому, что выбрала платье с высоким лифом, подчеркивающим ее грудь.

Узнав правду о Питере Миддлтоне, Эдвард решил прекратить всякие отношения с Мики, но его недовольство длилось недолго. Теперь они снова были лучшими друзьями, что радовало Августу. Она и сама не могла долго сердиться на него. Она понимала, что он опасен, но от этого в ее глазах он казался еще более привлекательным. Иногда она его побаивалась, зная, что он убил троих человек, но страх ее возбуждал. Мики был самым аморальным из всех, кого она знала. От этой мысли ей хотелось, чтобы он овладел ею прямо здесь, на полу гостиной.