Кен Фоллетт - Опасное наследство

Хью заставлял себя проявить сочувствие к ней с Эдвардом, несмотря на то что они сами навлекли на себя это несчастье, но ему было трудно сохранять спокойствие духа, и он довольно резко ответил:

– Если вы их не рассчитаете, они все равно уйдут, потому что платить им уже никто не будет. Тетя Августа, постарайтесь понять, что у вас совсем нет никаких денег .

– Это смешно, – процедила она.

– Я не могу отпустить слуг, – снова заговорила Нора. – В таком доме невозможно жить без прислуги.

– Не волнуйся, ты больше не будешь жить в этом доме. Нам всем придется продать свои дома, мебель, произведения искусства, вина и драгоценности.

– Что за нелепость! – воскликнула Августа.

– Таковы требования закона, – возразил Хью. – Каждый партнер несет личную ответственность за долги семейного предприятия.

– Но я же не партнер, – сказала Августа.

– А Эдвард партнер, пусть даже формально. И по завещанию Джозефа дом принадлежит ему.

– Но нам нужно где-то жить, – сказала Нора.

– Завтра мы первым же делом присмотрим небольшие дешевые дома, сдающиеся в аренду. Если выбрать действительно что-то недорогое, то наши кредиторы их одобрят. Если нет, то придется выбирать снова.

– Я совершенно не намерена никуда переезжать, – категорически заявила Августа. – И мне кажется, все остальные такого же мнения. Мадлен?

– Совершенно верно, Августа, – отозвалась Мадлен. – Мы с Джорджем останемся там, где живем. Все это полнейшая чепуха. Мы ведь не нищие.

Теперь Хью испытывал к ним лишь презрение. Даже сейчас, когда тщеславие, глупость и высокомерие привели их к краху, они продолжали цепляться за свои старые иллюзии и отказывались прислушиваться к голосу разума. Если дать им волю, они погубят репутацию семейства, как уже погубили его благосостояние. Хью же собирался строго следовать правилам чести как в богатстве, так и в бедности. Пусть его ждет ожесточенная битва, но он должен настоять на своем.

Августа повернулась к своей дочери.

– Клементина! Я уверена, что и вы с Гарри придерживаетесь того же мнения, что и Мадлен с Джорджем.

– Нет, мама, – ответила Клементина.

Августа открыла рот от удивления. Хью тоже удивился. Обычно его кузина не перечила матери. По крайней мере у одного члена семейства пробудился здравый смысл.

– Несчастье произошло, потому что мы слушались тебя. Если бы Хью стал старшим партнером с самого начала вместо Эдварда, то сейчас бы мы были богаты, как Крез.

Хью приободрился. Все-таки он достучался до некоторых родных.

– Ты ошибалась, мама, и тем самым обрекла нас на бедность, – продолжала Клементина. – Теперь я никогда не буду прислушиваться к твоим советам. Хью был прав. Я сделаю все, что он скажет, потому что уверена: он поможет нам пережить трудные времена.

– Совершенно верно, Клементина, – сказал Уильям. – Поступим так, как скажет Хью.

Итак, линия фронта определена. На его стороне находятся Уильям, Сэмюэл и Клементина, которой подчиняется ее муж, сэр Гарри. Они постараются поступать благородно и честно. Против них Августа, Эдвард и Мадлен со своим мужем майором Хартсхорном. Они постараются урвать все, что можно, невзирая на репутацию семейства.

– Тогда тебе придется вынести меня из этого дома. Сама я никуда не уйду, – вызывающе сказала Нора.

Сердце Хью пронзила горечь разочарования. Его собственная жена перешла к врагу.

– Ты единственная из присутствующих, кто посмел выступить против своего супруга, – сказал он грустно. – Разве ты совсем не испытываешь ко мне никаких чувств?

Нора рассерженно тряхнула головой.

– Я выходила замуж не для того, чтобы оставаться бедной.

– И все же тебе придется переехать, – сказал Хью мрачно, оглядывая остальных упрямцев: Августу, Эдварда, Мадлен и майора Хартсхорна. – Вам всем придется рано или поздно переехать. Если вы откажетесь сейчас, соблюдая приличия, то потом вас заставят это сделать судебные приставы с полицейскими на глазах у газетных писак под одобрительные крики не получивших жалованья слуг.

– Ну, это мы еще посмотрим, – сказала Августа.

Когда все разошлись, Хью сел у камина, чтобы привести в порядок свои мысли и подумать, как расплатиться с кредиторами банка. Ему не хотелось официально объявлять о банкротстве. Об этом было даже страшно думать. Вся его жизнь была омрачена банкротством отца, и на протяжении всей своей карьеры он старался доказать, что с ним такое никогда не случится. В глубине души он боялся, что повторит участь своего отца и будет вынужден покончить с собой.

Банк Пиластеров рухнул. Он закрыл двери перед своими вкладчиками, а это равноценно признанию несостоятельности. Но в перспективе он мог бы расплатиться по долгам, особенно если партнеры продадут все свое ценное имущество и будут тщательно контролировать все свои расходы.

Ближе к сумеркам у Хью начал оформляться план действий и забрезжила надежда.

В шесть часов вечера он поехал к Бену Гринборну.

Гринборну было уже за семьдесят лет, но он до сих пор находился в здравии и сам руководил своим семейным банком. Поскольку, кроме Солли, сыновей у него не было, он должен был передать банк племянникам, к чему склонялся с неохотой.

Дом Гринборна на Пиккадилли производил впечатление не столько благосостояния, сколько безграничного богатства. Каждые часы были украшены драгоценными камнями, каждый предмет мебели был антикварным, каждая панель искусно вырезана, каждый ковер выткан на заказ. Хью провели в библиотеку с приглушенным светом и камином, в котором потрескивал огонь. В этой комнате Хью впервые догадался, что мальчик по имени Берти Гринборн на самом деле его родной сын.

Дожидаясь Бена, Хью рассмотрел несколько книжных полок, размышляя, не стоят ли все они тут исключительно для украшения. Некоторые действительно были подобраны за красивые переплеты, но другие, в том числе и на нескольких иностранных языках, казались потрепанными, словно их постоянно перелистывали. Тяга к знаниям у Гринборнов была неподдельной.

Через четверть часа в библиотеку вошел старый грузный мужчина, извинившись за то, что заставил посетителя ждать.

– Меня задержали домашние дела, – сказал он и сухо поклонился, держа спину прямо.

Бен Гринборн по-прежнему походил на прусского офицера, хотя у них в семье не было никого родом из Пруссии. Просто в детстве и юношестве он настолько глубоко усвоил манеры немцев из высшего общества, что продолжал придерживаться их и в старости. Несмотря на строгое выражение лица, было заметно, что он чем-то озабочен, но Хью не стал его расспрашивать.

– Как вам известно, сегодня днем облигации Кордовы упали в цене.

– Да.

– И вы, вероятно, слышали о том, что мой банк закрыл двери.