Мариша Пессл - Ночное кино

Я сел, оглянулся – ограда удалялась с замечательной быстротой. Течение стало сильнее, вода разливалась, будто ей не терпелось доставить нас… куда? Однако ограда – не просто ограда. Это была ловушка. Может, Марлоу не по простоте душевной помянула этот тайный ход – может, хотела заронить семя, чтобы ровно здесь мы и попытались войти. Зачем? Прикончить нас электрошоком? Или благополучно заманить в поместье Кордовы, чтобы тут мы и остались навсегда?

Мы гребли, и со всех сторон черным приливом накатывала ночь.

Прежде лес был объят тревожным безмолвием. Теперь же отовсюду доносились шумы. Трещали ветви. Шелестели листья. Содрогались деревья – будто дикое зверье, что днями пряталось, теперь продирало глаза и выползало из нор.

Глаза мои не различали ничего, кроме Нориных сгорбленных плеч и силуэта Хоппера на носу. Я вспомнил, как Оливия Эндикотт описывала свое удушье, и меня кольнул страх. Ровно те же ощущения: я словно ухожу, устраняюсь, утопаю. Сначала я все свалил на адреналин и нервы, но тяжесть наваливалась очень отчетливо, будто я надышался влажным воздухом, и теперь он расползается во мне, связывает руки, подавляет мысли.

Хоппер указал вперед. В конце черного древесного тоннеля блестела открытая вода.

Пруд Грейвз, где утонула Джиневра.

Вскоре мы миновали устье, пристали к берегу и прислушались. Нора отвела от глаз бинокль, кивнула, и мы беззвучно двинулись дальше, свернули вправо, стараясь держаться у самого края, под защитой нависших ветвей.

Далеко слева, на другом берегу, показалась деревянная пристань.

Похоже, заброшенная – в воду уходила кривая деревянная лестница. Каменистая тропинка петляла вверх по крутому холму, постепенно проступавшему в темноте.

Хоппер и Нора встрепенулись.

Тогда и я увидел, что́ надвигается, что́ неспешным темным солнцем вздымается над холмом.

«Гребень».

В лунном свете исполинский особняк на гребне холма полнился такой чернотой, что ночь вокруг посерела. Величием своим он отсылал прямиком в дворянскую Европу, утраченный мир карет и свечей. Заостренные фронтоны копьями пронзали небо. Я разглядел прихотливый портик, колоннаду порт-кошера, три этажа темных окон – и все это пропитано тенями, будто тени и есть тот раствор, что не дает дому развалиться. Если вдуматься, особняк как будто знать не знал о законах физики, о неизбежном разложении и распаде грандиознейших рукотворных сооружений и гордо обещал возвышаться над холмом еще не одно столетие.

От пруда Грейвз к особняку, задыхаясь, взбегала заросшая лужайка. Ни единого шевеления, ничего живого. Похоже, особняк давно заброшен.

Мы отошли к берегу, каноэ приткнулось в грязи, а мы вылезли и вытащили рюкзаки. Вдвоем с Хоппером отнесли лодку повыше, положили меж деревьев, за упавшим бревном, и забросали листьями и ветками. Нора воткнула в землю прутик, чтобы мы потом знали, где искать наш тайник. Затем мы оглядели друг друга. Хоппер как будто оживился, лицо во тьме ожесточилось. У Норы лицо подозрительно пустое. Я ободряюще сжал ее плечо, но она лишь подергала замок на молнии и застегнула куртку под самое горло.

– Не забываем запасной план, – прошептал я. – Если что, встречаемся здесь.

Мы кивнули друг другу и двинулись в путь. Планировали мы так: сначала сходить к дому, проверить, не удастся ли влезть внутрь, а потом искать ритуальную поляну. Шли мы к северу, жались к берегу пруда, а затем гуськом вскарабкались на крутое взгорье по лесу, примерно в направлении особняка. Забрались на вершину и, не выходя из спасительного леса, обозрели восточное крыло «Гребня».

Вблизи особняк оказался великолепен, но видны были избитый ветрами фасад и потеки на темном известняке. Я различал затейливые детали фронтонов и углов, черную ковку и каменную резьбу вдоль свесов на крыше. На подоконниках и над дверями гнездились горгульи-вороны – на первый взгляд как живые. Солярий под стеклянным куполом на первом этаже выходил на лоджию с колоннами – все пропитала темнота, будто там забродили черные испарения особняка.

От крыльца террасы, извиваясь в высокой траве, каменистая тропинка бежала к покинутой бирючине за домом и где-то за ней терялась. Я помнил аэрофотосъемки: тропа уходила в обширные сады, где было снято столько сцен «Дышать с королями». Судя по «Гугл Планета Земля», осколки причудливых ландшафтных работ там еще сохранились – гравийные дорожки, скульптуры, – но почти все заволокло одичавшей растительностью.

– Пойду гляну, есть ли кто дома, – сказал Хоппер.

– Что? Ну уж нет. Ждем здесь.

Остановить его я, впрочем, не успел: Хоппер шагнул на лужайку и невозмутимо потрусил вниз по холму. Добрался до крыльца террасы, пригнулся, взбежал по ступеням и пропал.

Потрясение мое мигом сменилось яростью. Надо было дотумкать: Хоппер безрассуден, у него свои планы. Я уже собрался было последовать за ним и притащить его назад, но застыл.

Лаяла собака. И похоже, поблизости.

Нора в ужасе обернулась ко мне. Я выставил ладонь – мол, погоди. Встречу с собаками мы учли и купили одежду, маскирующую запахи, – по идее, она должна скрыть наш запах от животных.

Собака снова залаяла, сердито и настойчиво.

А потом в окне щипца под крышей появился одинокий слабый огонек. Закамуфлированный плотными портьерами – и тем не менее.

Кто-то все-таки дома.

Собака умолкла, по лесу промчался ветер. Хоппера не видать. Надо думать, прячется на террасе, ждет шанса возвратиться к нам. Тут, однако, я безошибочно расслышал, как грохнула тяжелая дверь, рассыпалось стаккато шагов и зазвенела собачья цепь.

Я расстегнул Норин рюкзак, порылся среди одежды и нащупал перцовый баллончик. Сунул ей в руку, и тут крупная псина, возмущенно гавкая, кинулась от парадных дверей через лужайку.

Шелудивая, в серых и белых пятнах зверюга с длинным загнутым хвостом смахивала на помесь русской борзой и койота.

Застыла, еще раз предостерегающе взревела и, навострив уши, уставилась вниз, на пруд Грейвз.

Появилась вторая собака – еще крупнее и вся черная. Она поскакала вокруг дома прямиком туда, где притаились мы, и остановилась ярдах в двадцати от террасы, где прятался Хоппер. Угрожающе зарычала. А потом, уткнувшись носом в землю, зигзагом побежала вверх по холму к нам.

– Возвращайся к каноэ и жди меня, – прошептал я.

Нора топталась на месте.

– Иди.

Она в ужасе кинулась прочь, а я – в другую сторону, на лужайку, и вокруг зазвенел лай. Побежал я прямо к откосу, промчался мимо террасы по тропинке и устремился к бирючине. Глянул через плечо – ну да, все как ожидалось: обе собаки неслись за мной, продираясь сквозь высокую траву.

Я рванул вдоль изгороди, нашел в ней брешь и слепо ринулся туда, по заросшему сорняками белому гравию.