Мариша Пессл - Ночное кино

Собаки, похоже, нагоняли; лапы стучали по камням.

Я очутился в лабиринте: меня высоченными стенами обступали бирючины, изъеденные лишайником птичьи купальни и лозы на шпалерах. Во мраке белели осыпающиеся статуи – безголовая девушка, змей, обвивший голый мужской торс. Вокруг вздымались гигантские кусты – некогда, вероятно, фигурные, однако их звериные силуэты давно оплыли.

Я взлетел по каким-то ступенькам и вбежал в узкую нишу с пересохшим фонтаном и кованой калиткой.

Остановился и прислушался.

Собаки, похоже, привели друзей – лай доносился со всех сторон.

Я подкрался к калитке.

С другой стороны, зарычав, на меня бросилась собака. Я шарахнулся, уже предчувствуя, как мне в руку вопьются зубы, но пес лишь в негодовании взвыл. Я рванул обратно – с другой стороны на меня побежала другая собака.

Сквозь дыру в изгороди я вылез на открытый двор. В центре, под листом полиэтилена, – большой бассейн.

Я кинулся к дальнему его углу, присел, содрал перчатки и нащупал нейлоновые завязки покрытия.

Собаки скулили, не понимая, как до меня добраться. Я развязал несколько узлов, откинул полиэтилен, заглянул, и меня чуть не вырвало.

Черная гниль.

Я сдернул рюкзак и ботинками вперед, скрипя зубами, скользнул внутрь. Ледяная вода проглотила меня по шею. Я втащил рюкзак, стараясь его не замочить, – между водой и полиэтиленом оставался какой-то фут. Я вынул фотоаппарат из внешнего кармана, набросил обратно полиэтиленовый край и, щурясь в наступившей темноте, отплыл подальше от дыры.

Коварно приблизился звон цепи. Собаки нашли меня и теперь лаяли и скулили, носясь вокруг бассейна, ритмично стуча лапами по плитам.

Как можно тише я ощупью двинулся вдоль края; пальцы нашаривали битую склизкую плитку, холод грыз меня заживо.

Я не отрывал глаз от полоски света между полиэтиленом и кромкой бассейна. Левая нога на что-то наткнулась. Олень утоп? Я добрался до угла, оттолкнулся, и вода заплескала чересчур громко. Я замер.

Послышались тяжкие шаги. Кто-то идет – прошагал по мощеной дорожке и ступил во двор.

– Что тут у вас, ребятки? – Тихий мужской голос.

Собаки повизгивали, скача вокруг бассейна, а человек все приближался. Потом остановился.

Кордова?

Мощный луч фонарика заплясал по полиэтилену, золотой круг света заскользил в угол, где прятался я, и меня скрутила паника.

Я спиной вжался в плитки и постарался не шевелиться.

Шаги застучали быстрее, край полиэтилена отбросили прочь.

Фонарик прорезал воду, осветил почерневшие листья и ветки, силуэты лягушек или, может, белок, что дрейфовали в глубине.

Луч поплыл к моему рюкзаку – еще несколько футов, и конец. Я запихал фотоаппарат под полиэтилен на краю, глубоко вдохнул и осторожно погрузился в воду с головой, потянув за собой рюкзак. Утоп на пару футов, открыл глаза, которые тотчас начало немилосердно резать, и посмотрел, как луч пролетел у меня над головой.

Я ждал и старался взять себя в руки; легкие готовы были взорваться. Ч-черт, ну ведь только что дела шли нормально. Как это все вдруг развалилось?

Еще несколько секунд луч повисел надо мной и наконец ускользнул в другой угол. Я всплыл, ловя ртом воздух.

Ночь прорезал пронзительный крик. Кажется, женский.

Нора?

Собаки разразились злобным лаем, затопотали, а луч света утек. Я услышал какую-то возню, затем шаги удалились по камням.

И настала тишина. Ушли.

Я схватил фотоаппарат, доплыл до дыры и обнаружил, что дыры нет. Отмахиваясь от паники – воображение немедленно прикончило меня и пустило мой труп плавать тут среди прочего мусора, – я пощупал под полиэтиленом.

Завязки снова закреплены.

Я опять положил фотоаппарат на кромку, подтянул к себе рюкзак, отыскал в кармане перочинный ножик, открыл его зубами и стал пилить.

Замерзшие пальцы не слушались, но несколько завязок я перерезал. Сначала выпихнул наружу рюкзак, затем не глядя вывалился сам, и меня тотчас принялся лупцевать холодный ветер. Я огляделся – слава богу, никого.

Я взгромоздился на ноги и нацепил рюкзак на плечо. Взял фотоаппарат, заковылял к арочному проему в изгороди, и в ботинках на каждому шагу хлюпала эта тошнотворная вода.

Я надеялся, что Нора цела, что Хоппер с ней. Мы встретимся у каноэ и придумаем новый план.

Собаки – и человек с фонариком, – видимо, успели уйти довольно далеко: вокруг тихо.

Через арку я вышел на другую мощеную дорожку и очутился у западной границы сада. Справа, за заросшей лужайкой, высился густой сосняк, огромный и черный, а слева, высоко на холме, за всклокоченной растительностью застыл дом.

Его осеняла тьма.

По траве я направился под прикрытие леса, а затем вдоль его границы к югу, вокруг холма, назад к пруду Грейвз. От волглого холода трясло, но я старался не обращать внимания и хотел даже перейти на трусцу. Ноги, впрочем, на мое пожелание не откликнулись. Продираясь сквозь ветки и упавшие деревья, я свернул к востоку и слева разглядел просвет – меж стволов заблистала вода. Вскоре я вышел к устью ручья, по которому мы приплыли, кинулся вброд, погрузившись по бедра в воду и грязь, и поспешно выкарабкался.

Я поплелся по западному берегу и с облегчением – и изумлением – увидел Норин прутик.

– Нора, – прошептал я и шагнул под деревья.

Но, отыскав упавшее бревно, застыл как вкопанный.

Ветки и листья разбросаны.

А каноэ исчезло.

Я огляделся. Деревья словно заключили меня в тюрьму пожизненно.

Я отошел к пруду, поглядел на лунную воду.

Пусто.

Наверное, Хоппера и Нору поймали. Или они уплыли, а меня бросили. Или за ними гнались, они сбежали, решили вернуться, когда очистится горизонт. Или лодку нашел и забрал кто-то другой , и теперь он поджидает меня, наблюдает.

Я изо всех сил вслушивался в ожидании шагов, но ничего не услышал.

Здесь оставаться нельзя. И фонарик не включишь – заметят. Я опять зашагал по берегу, примерно туда же, куда мы уходили отсюда втроем.

Гавкнула собака.

Похоже, до нее несколько миль. Но я ускорил шаг вверх по холму; последний ошметок тепла где-то в животе вяло замерцал, будто вот-вот погаснет.

Я остановился. Справа за деревьями высилось какое-то строение – оно слабо светилось синим в темноте. Я направился туда.

И обнаружил гигантский ангар – крыша плоская, окон вроде бы нет. Я свернул за угол, отыскал стальные двери: ручки перетянуты ржавой цепью на замке. Я побродил вокруг, нашел подходящую каменюку и не с первой попытки, но раздолбал-таки замок. Пусть хоть все человечество слушает – мне уже плевать.

Я сбросил цепь на землю, потянул на себя дверь и ввалился в ангар.

За мной внутрь пролилась Луна – осветила нетесаные стенные балки, бетонный пол, спинку коричневого дивана, одеяло, аккуратно сложенное на спинке, а затем железные двери гулко захлопнулись, и все отступило в черноту.