Тесс Герритсен - Химера

Но Диана просто вытянула руку, подставив ее под иглу. Ожидая, пока шприц не заполнится кровью, Эмма чувствовала, как эта женщина оценивает ее мастерство и технику. Если принцесса Диана – английская роза, шутили в Космическом центре Джонсона, то Диана Эстес – английская ледышка, астронавт, чье самообладание непоколебимо даже в разгар настоящей катастрофы.

Диана появилась на борту «Атлантиса» четыре года назад, тогда из строя вышел главный двигатель. Голоса командира и пилота шаттла, сохранившиеся в записи, звучали надрывно и тревожно – они с трудом направляли шаттл на трансатлантическую экстренную посадку. «Атлантис» несся к неуточненному месту посадки в Северной Африке, и только голос Дианы спокойно читал контрольную таблицу. Репутация невозмутимой ледышки закрепилась во многом благодаря телеметрическим показаниям. Во время того запуска фиксировались кровяное давление и пульс всех членов экипажа. У всех прочих сердечный ритм резко участился, у Дианы же едва достиг неторопливых девяноста шести ударов в минуту. «Это потому, что она не человек, – шутил Джек. – На самом деле она андроид. Первый в новой серии астронавтов НАСА».

Эмма была вынуждена признать, что в этой женщине есть что-то не совсем человеческое.

Диана взглянула на место прокола на своей руке, увидела, что кровотечение прекратилось, и спокойно вернулась к своим экспериментам по выращиванию белковых кристаллов. Она действительно была андроидно-идеальной – стройная, с длинными ногами и руками. За месяц, проведенный в космосе, ее безукоризненная кожа приобрела молочно-белый оттенок. Уровень ее интеллекта тоже оказался феноменальным, – во всяком случае, так рассказывал Джек, который тренировался вместе с Дианой, но так и не попал в экипаж ее шаттла.

До того как ее зачислили в отряд астронавтов, Диана получила докторскую степень по материаловедению и опубликовала более десятка исследовательских работ на тему цеолитов – кристаллических веществ, используемых для очистки нефти. Теперь она отвечала за исследования органических и неорганических кристаллов. На Земле на кристаллообразование влияет тяготение. В космосе, в условиях микрогравитации, образуются более крупные и замысловатые кристаллы, что позволяет полнее исследовать их структуру. На борту МКС в форме кристаллов были выращены сотни человеческих белков – от ангиотензина до хорионического гонадотропина. Это были важные фармацевтические исследования, способствующие разработке новых лекарств.

Закончив с Дианой, Эмма выплыла из Европейской космической лаборатории в жилой модуль, чтобы найти Майка Григгса.

– Ты следующий, – сказала она.

Он простонал и неохотно вытянул руку:

– Все во имя науки.

– На этот раз только одна пробирка, – сообщила Эмма, затягивая жгут.

– У нас так исколоты руки, что мы похожи на наркоманов.

Эмма легонько шлепнула Майка по внутренней стороне руки, чтобы показалась вена. Она посинела и набухла на его мускулистой руке, напоминая толстый шнур. Григгс следил за тем, чтобы оставаться в хорошей форме, – непростая задача, когда находишься на орбите. В космосе человеческий организм несет потери. Лица астронавтов становятся одутловатыми – опухают из-за изменений в жидкостях. Мышцы бедер и икр уменьшаются и в конце концов начинают напоминать костлявые и белые куриные ножки, торчащие из шорт. Работа казалась утомительной, а причин для раздражения было не счесть. Да к тому же нелегко эмоционально: в течение нескольких месяцев астронавты вынуждены находиться в замкнутом пространстве с другими членами экипажа, также переживающими стресс, редко моющимися и носящими грязную одежду.

Эмма протерла кожу спиртом и проткнула вену. Кровь брызнула в шприц. Она глянула на Майка и увидела, что тот отвернулся.

– Все в порядке?

– Да. Люблю искусных вампиров.

Эмма ослабила жгут и, вытащив иглу, услышала вздох облегчения.

– Теперь можешь позавтракать. Я у всех взяла кровь, кроме Кеничи. – Она оглядела отсек. – Где он?

– Сегодня я его еще не видел.

– Надеюсь, он не ел. А то наверняка сбил уровень глюкозы.

Николай, заканчивая завтрак и собираясь удалиться, сообщил:

– Он все еще спит.

– Странно, – удивился Григгс. – Он всегда просыпался раньше всех.

– Он плохо спал, – отозвался Николай. – Я слышал, что ночью его тошнило. Спросил, не нужна ли ему помощь, но он ответил, что нет.

– Я осмотрю его, – пообещала Эмма.

Она покинула отсек и направилась в российский служебный модуль, где спал Кеничи. Его личная разделительная штора была задернута.

– Кеничи! – позвала она.

Ответа не последовало.

– Кеничи!

Немного поколебавшись, она отодвинула штору и увидела его лицо.

С кроваво-красными глазами.

– О боже, – пробормотала она.

За пультом Центра управления полетом МКС сидел доктор Тодд Катлер; его лицо казалось таким свежим и моложавым, что астронавты прозвали его Дуги Хаузером, по имени главного героя из сериала о враче-подростке. На самом деле Катлер – вполне взрослый мужчина тридцати двух лет, к тому же отличный специалист. Пока Эмма находилась на орбите, он был ее личным врачом, и раз в неделю они проводили неофициальную медицинскую телеконференцию по закрытому каналу связи; во время ее Эмма сообщала Тодду самые интимные подробности своего состояния. Она доверяла опыту Тодда и обрадовалась, что именно он оказался дежурным врачом в Центре управления полетом МКС в Хьюстоне.

– У него кровоизлияния в склеры обоих глаз, – сообщила она. – Зрелище чертовски пугающее. Думаю, это из-за сильной рвоты прошлой ночью – резкие перемены давления привели к разрывам нескольких сосудов глаз.

– Пока нет причин для сильного беспокойства. Кровоизлияния пройдут, – сказал Тодд. – Что показал осмотр?

– У него жар, тридцать восемь и шесть. Пульс сто двадцать, кровяное давление сто на шестьдесят. Сердце и легкие в норме. Он жалуется на головную боль, но я не вижу никаких неврологических изменений. Что меня действительно беспокоит, так это отсутствие кишечного шума и у него диффузно-болезненный живот. Только за последний час его несколько раз вырвало – это плохо для крови. – Эмма помолчала. – Тодд, он действительно болен. Но что еще хуже, я провела анализ уровня амилазы, и он показал шестьсот единиц.

– Черт! Думаешь, у него панкреатит?

– При высоком уровне амилазы это вполне возможно.

Амилаза – фермент, вырабатываемый поджелудочной железой, и его уровень обычно резко возрастает, когда железа воспаляется. Но высокий уровень амилазы может указывать и на другие острые процессы в брюшной полости: на прободение кишечника или язву двенадцатиперстной кишки.