Стивен Хантер - Третья пуля

– Вы говорили о 1963 годе.

– Совершенно верно. Сентябрь. Может быть, октябрь. Может быть, ноябрь.

– И где находится этот архив? На десятом этаже чего?

– Лубянки.

Свэггер сделал паузу. Его взгляд оставался спокойным, лишь на долю секунды он утратил резкость, но тут же вновь стал пристальным.

– Я так понимаю, что вы не шутите.

– Ничуть. Чтобы свыкнуться с этим, требуется некоторое время.

– Вам придется объясниться.

– Мы не будем прыгать с парашютом на крышу или штурмовать здание. Мы не будем взрывать подвал или рыть подземный туннель. Мы просто воспользуемся лифтом.

– Не понимаю…

– Деньги. Я дал взятку через моего друга Стронского одному подполковнику ФСБ. Дабы продемонстрировать серьезность моего отношения к этому, скажу вам, что предложил ему сорок тысяч долларов. Из своего кармана. Не из бюджета ФБР, а то, что заработал тяжелым трудом.

– Неужели вы потратили на это сорок тысяч долларов, да еще собственных?

– Да. И если потребовалось бы, сделал бы это еще раз. Я пообещал женщине, что разберусь в причинах гибели ее мужа. Пока я почти не продвинулся в этом расследовании. Нужно найти ответы и на другие вопросы. Как бы то ни было, деньги для меня ничего не значат. Будет нужно – потрачу их все. Я дал слово, взялся за это дело, и мне не дают покоя собственные воспоминания. Сделаю то, что должен сделать.

– Мне вспомнилась фраза – «одержимый честью». Вы, случайно, не сошли с экрана из фильма тридцатых годов?

– Миссис Рейли, я не очень хорошо знаком с фильмами тридцатых годов, но твердо знаю, что мне нужно делать.

– Вы настолько безумны, что это производит впечатление.

– Может, и так. Но давайте вернемся к завтрашнему дню. Если Стронский гарантирует безопасность, значит, она гарантирована.

Он рассказал детали.

– Подполковник снабдит нас идентификационными карточками и проводит на десятый этаж. Он покажет, где находятся интересующие нас документы. В нашем распоряжении будет шесть часов. Никаких фотокопий, никаких записей. Только память. Мы ищем не что-то особенное. Как я уже говорил, дело касается русского Джеймса Бонда. Нам нужно выяснить, не работал ли он в русском посольстве в Мехико в сентябре-ноябре 1963 года.

– Ясно.

– Надеюсь, вы понимаете, о чем идет речь.

– Я знаю, что Ли Харви Освальд приходил в русское посольство в Мехико в 1963 году и пытался получить визу, но получил отказ. Думаю, этот факт проверялся.

– Да. И не один раз. Человеку по имени Норман Майлер даже удалось взять интервью у нескольких агентов КГБ и изучить соответствующие записи. В них ничего не было. Дело закрыли. История на этом закончилась. Так считал и я еще несколько недель назад.

– А теперь вы считаете, что русский Джеймс Бонд убил Джона Кеннеди.

– Нет. Я знаю пока еще недостаточно для того, чтобы что-то считать. Тем не менее скажу, что если – подчеркиваю, если – существовала какая-то игра, в ней принимали участие русские. Может быть, в главной роли, может быть, второстепенной.

Официант унес пустые тарелки. Кэти заказала водку с тоником.

– По-моему, это то, что мне сейчас нужно.

Свэггер отхлебнул из бокала кока-колу.

– Несколько недель назад я получил кое-какую информацию. В ней не было ничего особенного, из нее нельзя извлечь какую-либо выгоду, и ее из года в год передавали друг другу совершенно обычные люди, не замеченные ни в чем предосудительном. Все они здравомыслящие, дееспособные представители среднего класса. Это история о следе на спине пальто. Глупо, не правда ли? Если говорить вкратце, речь в этой истории идет о том, что в ноябре 1963 года в здании, носящем название «Дал-Текс», могла присутствовать винтовка. Оно находится прямо напротив Книгохранилища через улицу, и его окна расположены под тем же углом к лимузину на Элм-стрит, что и «снайперское гнездо» на седьмом этаже Книгохранилища. След на пальто свидетельствует о присутствии человека, о котором мне известно только то, что он превосходный снайпер.

– Это и есть второй стрелок?

– Возможно. Но пальто могло принадлежать какому-нибудь старому охотнику на фазанов, а след на нем могла оставить шина велосипеда его дочери. И все же разобраться в этом имеет смысл.

– Стало быть, человек приехал в Даллас, чтобы разобраться в этом. Потом его убили. Потом вы приехали в Даллас. И русский пытался убить вас. Поэтому русские и причастны к этому делу?

– Да. Это одно из свидетельств их причастности. Но я бы не стал основываться исключительно на том факте, что парень, который чуть не убил меня, оказался русским. Я попробовал выделить неоднократно проверенную и общеизвестную информацию из доклада Комиссии Уоррена – события, моменты времени, даты, места – и разработать на ее основе вероятный сценарий, согласно которому в покушении на Кеннеди мог принимать участие кто-то помимо Освальда. Я пытался найти точки пересечения определенных потоков информации, необходимой для человека, покушавшегося на Кеннеди, кто бы им ни был. Если бы мне удалось найти место и время, где сходятся все линии, это стало бы отправным пунктом. Я использовал метод проб и ошибок и, несмотря на его невысокую эффективность, кое-что обнаружил. И это кое-что должно находиться в советском посольстве в Мехико поздней осенью 1963 года.

– Расскажите. Впрочем, подождите, еще не принесли водку. Если мне придется десять лет загорать на одном из островов архипелага Гулаг, хотелось бы знать, за что.

Свэггер молчал, собираясь с мыслями. Официант принес водку и кока-колу. Кэти сделал глоток.

– Замечательно. Мир утратил резкие очертания. Пожалуйста, продолжайте.

– Если был какой-то заговор, он должен всплыть в точке схождения пяти элементов. Я называю это «элементами». Мне говорят, что это паршивое слово, поскольку обозначаемое им понятие входит в состав понятия «материя». Дело в том, что эти пять элементов отличаются друг от друга по своей природе, и объединить их способно только слово «материя».

– Очень интересно.

– Первые четыре – это элементы информации. Три из них связаны, но разделены во времени. Один совершенно с ними не связан и появляется значительно позже. Пятый не имеет никакого отношения к информации – это личность.

– Отлично, я слежу за ходом вашей мысли. Мне очень нравится Агата Кристи и гораздо меньше – Ле Карре.

– Первый элемент информации: кто-то должен был знать о существовании человека по имени Ли Харви Освальд. И о том, что он чокнутый, мечтающий о славе, которую ему не может принести его жалкая жизнь. Кто мог знать это?

– Его мать? Его бедная жена?

– Во-вторых, нужно было знать о его склонности к суициду и вместе с этим к насилию; о том, что он прирожденный неудачник. Нужно знать о том, что у него есть винтовка с оптическим прицелом и что 10 апреля 1963 года он стрелял – и промахнулся – в генерал-майора Эдвина Уокера.