Рэй Брэдбери - Голливудская трилогия в одном томе

Этот ответ немного приободрил священника.

– Синдром саванта [294] …– сказал он.

– Вроде того. В школе я одним только своим видом вызывал у сверстников острое желание набить мне морду. Так что вы говорили?

– Я – говорил?! Ну, допустим, говорил. Если та женщина, что приходила ночью, действительно Констанция, хотя голос был вроде не ее, то она, кроме всего прочего, пыталась дать мне… гм… распоряжения. Да, представьте себе, распоряжения – священнику. Поставила мне срок: двадцать четыре часа. За это время я, видите ли, должен отпустить ей все ее грехи, все двадцать тысяч – оптом. А она вернется и проверит. Как будто мы на рынке… Я говорю ей: прежде ты должна простить их себе сама, а потом уже просить о прощении других. Господь любит тебя. А она сказала: «Да нет, как-то не очень он меня любит», – и ушла.

– Как вы думаете, она вернется?

– С двумя голубками на плечах, как у папы римского. Или с громом и молнией.

Отец Раттиган проводил меня к выходу.

– А этот ее вид, прости господи… Ни дать ни взять – сирена, заманивающая в пучину несчастных моряков. Вы тоже – один из них?

– Нет, святой отец. Я – несчастный, который пишет о жизни на Марсе.

– Надеюсь, у них там жизнь получше, чем у нас… Вспомнил! Вот что она еще сказала… Что будет теперь посещать другую церковь. И больше не станет докучать мне своими признаниями.

– Какую церковь, святой отец?

– Китайскую. Имени Граумана [295].

– У них большая паства… Вы были там?

– Смотрел «Царя царей» [296]. Честно говоря, площадка перед входом понравилась мне гораздо больше, чем сам фильм… У вас такой вид, как будто вы хотите немедленно сорваться и убежать.

– В новую церковь, святой отец. Китайскую. Имени Граумана.

– Не ходите по следам на зыбучем песке. Многие грешники в нем канули. Какой фильм там сейчас крутят?

– Кажется, «Джек и бобовый стебель» с Эбботтом и Костелло [297].

– Плакать хочется, – вздохнул святой отец.

– Мне тоже, – сказал я, направляясь к выходу.

– Помните о зыбучем песке! – крикнул отец Раттиган, когда я уже выходил из дверей.

Мы взяли курс на противоположный конец города, и всю дорогу я чувствовал себя воздушным шариком, в который вместо гелия вдохнули Большие надежды [298]. Крамли приходилось периодически хлопать меня по плечу, чтоб я ненароком не улетел. Но должны же мы были попасть в эту чертову «другую церковь».

– Тоже мне церковь, – проворчал Крамли. – С каких это пор киносеансы стали заменять Отца, Сына и Святого Духа, вместе взятых?

– Со времен «Кинг-Конга». Если мне не изменяет память, тысяча девятьсот тридцать второй год. Фэй Рэй [299]тогда поцеловала меня в щечку…

– Да что вы говорите! Долбать-колотить! – сказал Крамли и включил радио.

«… ближе к вечеру, – донеслось из динамика, – Маунт-Лоу…»

– Ты слышал? – У меня внутри все похолодело.

Голос продолжал: «Смерть… полиция… Кларенс Раттиган… жертва… – Опять часть слов съели помехи. – Нелепый случай… был раздавлен насмерть старыми газетами… вспоминаются братья из Бронкса, на которых обрушились штабеля старых газет, которые они сами же и собирали. Газеты-убийцы…

– Выключи.

Крамли выключил.

– Бедная заблудшая душа… – сказал я.

– Так уж и заблудшая?

– Станет заблудшей, ведь проводить-то некому. И никто ее не проводит…

– То есть ты хочешь сказать, мы едем сейчас туда?

– Надо… поехать, – с трудом выговорил я, недвусмысленно шмыгая носом.

– Ты же совсем не знал его, – сказал Крамли. – Может, хватит сырость тут разводить?

Последняя полицейская машина как раз отъезжала. Трупоперевозка, судя по всему, уехала уже давно. У подножия холма Маунт-Лоу оставался только один случайный полицейский на мотоцикле. Крамли высунулся из окна.

– Можно нам проехать наверх – или есть ограничения?

– Из ограничений – только я, – ответил офицер. – Но я уже уезжаю.

– А репортеры были?

– Да нет, там ничего интересного.

– Абсолютно ничего… – сказал я и снова шмыгнул носом.

– Да едем мы, едем, успокойся, – проворчал Крамли, выкручивая руль. – Смотри только, не утони в соплях по дороге.

Я взял себя в руки и замолчал – правда, ненадолго.

Полицейский на мотоцикле скрылся, и мы тронулись по тропе наверх, к развалинам Карнакского храма, руинам Долины царей и затерянным землям Каира. И всю дорогу у меня не закрывался рот.

– Лорд Карнавон откопал царя, – говорил я. – Мы – хороним царя. Я сам бы не отказался от такой могилы…

Мы прибыли на вершину.

– Булл Монтана, – сказал Крамли, – булка, бульдог, бульдозер…

Вместо древних руин мы увидели… да, именно бульдозер, водитель которого, судя по всему, не умел читать. Попирая колесами могучие газетные пирамиды, он явно не ведал, что творит и какой урожай собирает. Аукционы Херста [300]двадцать девятого года… Откровенное интервью Маккормика для Chicago Tribune [301], тридцать второй год… И далее по списку: Рузвельт, Гитлер, Малышка Роуз Мари [302], Мари Дресслер [303], Эйми Семпл Макферсон [304] …Навсегда замолчали. Похоронены. И не один раз… Я выругался.

Некоторое время Крамли удавалось удерживать меня за рукав: я рвался выпрыгнуть из машины и начать немедленно спасать ПОБЕДУ В ЕВРОПЕ, ГИТЛЕРА В БУНКЕРЕ или, на худой конец, ЭЙМИ, ВЫХОДЯЩУЮ ИЗ МОРСКОЙ ПЕНЫ.

– Сидеть…

– Нет, ты посмотри! Что он творит?! Им же цены нет! Надо что-то делать!

Я вырвался из его лап, бросился в гущу событий и выхватил наугад несколько передовиц. Рузвельт избран… Рузвельт умер… переизбран… а утром уже – Хиросима и Перл-Харбор.

– Спасибо тебе, Господи! – прошептал я, прижимая все эти ужасы к сердцу, как будто это были мои родные дети.

В это время Крамли удалось урвать Я ЕЩЕ ВЕРНУСЬ, – СКАЗАЛ МАКАРТУР [305].

– Наверное, ты прав, – сказал он. – Он, конечно, был тот еще отморозок, но лучше его в Японии императора не было.

Моторизированная старуха с косой остановилась, и водитель высунулся посмотреть, что это за мусор болтается у него под колесами. Мы с Крамли отпрыгнули в сторону, после чего он с хрустом проложил борозду к мусорной машине, где уже заняли свое место МУССОЛИНИ БОМБИТ ЭФИОПИЮ, ЖАНЕТТ МАКДОНАЛЬД ВЫХОДИТ ЗАМУЖ и СКОНЧАЛСЯ ЭЛ ДЖОЛСОН [306].

– Не курить! Пожароопасно! – проорал он.

И на моих глазах полсотни лет в самом прямом смысле слова отправились на свалку истории.

– Как сухостой… – с горечью сказал я. – Ничуть не хуже…

– Ты о чем?

– Не более чем легко воспламеняющиеся материалы… Я не удивлюсь, если в будущем люди будут использовать газеты и книги для растопки.

– Так они уже используют, – сказал Крамли. – Мой отец зимой всегда подсовывал в печку кусок газеты и чиркал спичкой. Каждое утро.

– А книги?

– Надо быть полным идиотом, чтобы растапливать печь книгами… Стоп! А что это мы так разволновались? Не иначе как собрались писать десятитонную энциклопедию?