Джеймс Кэрол - Смотри на меня

– О чем думаешь? – спросил я.

– Мы не сможем предотвратить второе убийство, да?

– Я могу соврать, если тебе станет легче.

Он издал звук, который можно было принять или за смешок, или за вздох. Снаружи он выглядел как великан, но внутренне он все еще был достаточно инфантилен и наверняка считал, что подростковые годы были лучшими годами его жизни.

– Всех не спасешь, Тэйлор. Надо быть сумасшедшим, чтобы думать иначе. Случаются дни, когда в последнюю секунду добрый волшебник вырывает у злодея победу из рук и спасает мир, а иногда побеждает злодей.

– Тогда зачем мы все это делаем? Зачем лично вы тратите силы?

– Потому что кто-то же должен этим заниматься! Что бы произошло, если бы наши деды подумали, что все бесполезно, и нацисты победили в войне? Думаешь, Гитлер распустил бы концлагеря? Ни за что! Наоборот, появлялись бы новые. Шесть миллионов погибших стали бы каплей в море.

– Да, я понимаю, но проблема в том, что вы занимаетесь философией, вместо того чтобы оперировать конкретными фактами. Сейчас речь идет о том, что меньше чем через два часа кто-то погибнет.

– Нельзя погружаться во мрак, Тэйлор. Впусти его в свою душу – и он тебя разрушит. Надо бороться до последнего вздоха.

– Легко сказать, Уинтер, и трудно сделать.

– Меня спасает музыка. Когда я слушаю Пражскую симфонию Моцарта, я больше не в Лос-Анджелесе, Лондоне, или Токио, или Игл-Крике, штат Луизиана. Я переношусь в Прагу, в январь 1787 года, идет снег, оркестр настраивается, и мир готовится впервые услышать эту невероятную музыку.

– А если музыки нет?

– Тогда нужно о чем-то хорошем подумать. Закрой глаза и вспомни лучшее, что случилось с тобой в жизни. Может, это когда ваша команда выиграла чемпионат или первый поцелуй с твоей первой любовью. Не говори мне, что это было.

Тэйлор скептически взглянул на меня и закрыл глаза. Поначалу его лицо оставалось напряженным, губы плотно сжаты, но постепенно черты его лица смягчались, по мере того как он уплывал на волнах памяти. Затем в уголках его рта появилась тень улыбки. Он уже не был копом, спешащим куда-то по шоссе I-20, он держал в руках кубок или застыл в предвкушении поцелуя с любимой девушкой. Или это было совершенно другое воспоминание. Неважно, где именно он был, главное, что он покинул место, где повсюду были запах бензина и обугленного мяса и крики умирающего человека.

– Потеряйся в этом воспоминании, – сказал я тихо. – Поддайся ему. Что ты слышишь, что чувствуешь, какой запах вдыхаешь?

Тэйлор улыбнулся еще шире.

– Теперь представь, что все погрузилось в яркий белый свет. Разрисуй все золотой краской.

Через пару километров я сказал ему открыть глаза.

– Ну вот. Твоя первая счастливая мысль. Теперь каждый раз, когда стресс начнет затягивать, уходи в нее.

Тэйлор какое-то время смотрел в окно, а потом повернулся ко мне.

– Это что, и правда работает?

– Для меня – да.

– Спасибо, Уинтер, – сказал он, подумав.

– Пожалуйста.

На подъезде к заброшенному заводу я сбросил скорость. Что-то привлекало меня в том, как он выступал из темноты. Западную половину занимали четырнадцать огромных резервуаров для хранения нефти. В высоту они были как минимум тридцать метров и около двадцати в диаметре. Посредине располагались извивающиеся трубопроводы и возвышающиеся дистилляционные установки. Я выключил мигалки, включил поворотник и съехал с шоссе на подъездную дорогу, которая привела нас к главным воротам.

– Небольшой объезд, – сказал я в ответ на вопросительный взгляд Тэйлора.

– Шеперд ждет нас в участке.

– Нет, Шеперд ждет чуда, и он рассчитывает, что мы его совершим. Но этого не произойдет, потому что чудес не бывает.

Тэйлор выразительно посмотрел на меня.

– У нас менее двух часов до окончания отсчета. Мы все согласны, что на нулевой отметке убийца, скорее всего, совершит новое убийство, так?

Тэйлор кивнул

– Значит, он уже похитил следующую жертву.

Тэйлор снова кивнул.

– В этом случае уж лучше мы будем делать что-то полезное здесь, чем сидеть в участке и ничего не делать. Ты уже был там чуть раньше и видел атмосферу. Возьми и умножь ее на десять – вот что происходит там сейчас. Теперь умножь ее на сто – и получишь атмосферу еще через час. Умножишь на тысячу – это будет ближе к полуночи. Напряжение нарастает в геометрической прогрессии. Все сейчас ждут следующего хода убийцы. Они сидят, накачиваются кофеином и гоняют одни и те же мысли по кругу. Я знаю, потому что видел это много раз. Я всегда предпочту предупреждать события, а не реагировать на то, что уже произошло.

Не успел Тэйлор ответить, как зазвонил его мобильный. Он вытащил его из кармана и посмотрел на экран.

– Это Шеперд. Он спросит, где нас носит и чем мы заняты. Что мне ему говорить?

– Скажи, что мы отрабатываем одну гипотезу и скоро приедем.

– Он захочет подробностей.

– Скажи, что я ему все расскажу, когда мы вернемся.

Тэйлору не очень понравились мои варианты. Он еще раз посмотрел на меня и ответил на вызов. Разговор был короткий, он завершил звонок и убрал телефон.

– Не волнуйся, Герман. Если Шеперду нужна будет задница для пинка, я подставлю свою, а не твою.

– С именем промах. И почему мне совсем не легче от ваших обещаний?

Я остановился перед въездом на завод и вышел. Прохладный южный ветер мог только радовать после дневного пекла, но я был рад, что взял с собой кожаную куртку. Я закурил сигарету и подошел к широким трехметровым двойным воротам, с замком на цепи, колючей проволокой сверху и колесами внизу.

Ворота были явно новее, чем забор. Можно было предположить, что их установили, когда завод вывели из эксплуатации. С тех пор прошло много лет, но было отчетливо видно, где именно их вмонтировали в забор.

Крупные знаки наглядно демонстрировали, что случится с теми, кто проникнет на территорию. Перспективы были пугающие. На одном из знаков была изображена восточноевропейская овчарка. Пес выглядел смертельно опасным – острый оскал и дикий взгляд. Этот знак меня весьма волновал. В некоторых местах держали собак с удаленными голосовыми связками. Бесшумные сторожа. Легкий шорох – и вы уже на спине, а в горло вам впиваются острейшие клыки.

Я вслушивался в тишину, но не услышал ни лая, ни сопения. Единственным звуком был тихий шепот ветра, гуляющего вокруг крупных построек и сооружений. Он разгонялся в узких пролетах, свистел вдоль километров трубопроводов, издавал негармоничный аккорд, в котором сливались с десяток разнородных нот – высоких и низких. Результат был достаточно жутковатым – настолько, что у меня побежали мурашки по спине.

Ворота были заперты на тяжелую цепь и большой навесной замок. Замок выглядел тяжеловесным и сложным, но я знал, что это все чисто внешний эффект. Внутри была пара маленьких металлических шпилек, которые нужно было просто отодвинуть. Они были не больше пяти миллиметров. Учиться вскрывать замки было одним из моих любимых занятий в Куантико. Замки – загадки, существующие в физическом плане, а не в ментальном. Вот и все отличие. А я обожаю загадки и сложные задачи.