Лоренс Блок - Дьявол знает, что ты мертв

Он припарковал серебристый «кадиллак» у похоронной конторы, располагавшейся рядом с церковью. Мы сели в машину, он вставил ключ в замок зажигания, но завел двигатель не сразу.

– Так с тобой все в порядке, старина?

– Думаю, да.

– Как у тебя с ней все складывается?

Он явно имел в виду Элейн.

– Сейчас немного напряженно, – ответил я.

– Она знает о том, что есть другая?

– Нет.

– А тебе она действительно так нужна? Вторая женщина, я имею в виду.

– Она хорошая, – ответил я. – И я желаю ей добра.

Он ждал.

– Нет, – сказал я, чуть помедлив, – на самом деле она мне не нужна. Я и сам не знаю, какого черта я влез в ее жизнь. Как не знаю, зачем ей понадобился я.

– Бог ты мой, здесь же все ясно, – сказал он. – Просто ты не пьешь.

Как будто в этом заключался ответ на все вопросы.

– Не пью, ну и что?

– Но ведь мужчине это необходимо. Делать либо одну глупость, либо другую. – Он повернул ключ и нажал на педаль газа, заставив взреветь большой мотор. – Это в природе человеческой, – подвел итог он.

На стойке отеля дожидалась записка. «Позвоните Джен Кин».

– С годовщиной тебя, – сказала она. – Хотя я, кажется, опоздала на месяц.

– Чуть меньше этого.

– Считай, почти вовремя. Знаешь, я ведь помнила дату, готовилась позвонить тебе, а потом это вдруг совершенно вылетело из памяти. Проскользнуло, словно в какую-то дыру в сознании.

– Бывает.

– Но со мной случается все чаще и чаще, если честно. Подумала, что это начальная стадия Альцгеймера, а потом, знаешь, просто посмеялась над собой. Это не то, о чем мне следует особенно тревожиться.

– Как ты себя чувствуешь, Джен? – спросил я.

– Совсем не так плохо, Мэттью. Не скажу, что все прекрасно, но не очень и плохо. Извини, что пропустила твою годовщину. Хорошо отметили?

– Да, как обычно.

– Рада за тебя, – сказала она. – Могу я попросить об одолжении? И обещаю, это совсем не так сложно, как моя предыдущая просьба к тебе. Ты не мог бы навестить меня?

– Конечно, – ответил я. – Когда?

– Чем скорее, тем лучше.

Я оставался на ногах всю ночь, но усталости не чувствовал.

– Прямо сейчас?

– Было бы великолепно.

– Который час? Без двадцати десять. Буду у тебя в одиннадцать.

– Жду, – сказала она.

Приняв душ, побрившись и переодевшись в отеле, я прибыл несколькими минутами раньше. Нажал на кнопку звонка и вышел, чтобы подобрать ключ. На этот раз она попала им точно в меня, и я поймал его на лету. Она приветствовала это аплодисментами и продолжала хлопать в ладоши, когда я уже вышел из лифта.

– Случайное везение, – скромно сказал я.

– Лучше всего, когда такое получается случайно. Но теперь давай скажи: «Ты чертовски плохо выглядишь, Джен».

– Но ты выглядишь вовсе не так уж плохо.

– Брось. Я еще не ослепла, и зеркал в доме хватает. Хотя мне иногда хочется закрыть их тряпками. Евреи так поступают, верно? Когда кто-нибудь умирает.

– Мне кажется, такой обычай соблюдают только ортодоксы.

– Я бы сказала, они делают все правильно, но только не вовремя. Зеркало надо закрывать, когда еще умираешь. А когда смерть пришла, то какая тебе разница?

Мне не хотелось ничего говорить, но выглядела она действительно плохо. Остатки румянца пропали с лица, щеки запали, на них пролегли желтоватые тени. Кожа туже обтянула череп. Ее нос, уши, лоб как будто стали крупнее, а глаза, наоборот, запали еще глубже. Надвигавшаяся смерть Джен и раньше представлялась реальной, а сейчас явно стала неминуемой. Смерть смотрела прямо тебе в лицо.

– Присядь, – сказала она. – Я только что сварила свежий кофе.

Когда мы взяли по чашке, она сказала:

– Перейду сразу к делу. Во-первых, хотела еще раз поблагодарить тебя за револьвер. Он все изменил.

– Правда? В каком смысле?

– Действительно изменил все. Я просыпаюсь по утрам и спрашиваю себя: «Ну что, старушка, ты готова воспользоваться этой штукой? Время пришло?» И отвечаю: «Нет, еще не пришло. Еще рано». И после этого могу сполна насладиться очередным прожитым днем.

– Понимаю.

– Вот почему тебе спасибо еще раз. Но я вытащила тебя сюда не за этим. Слова благодарности легко произнести по телефону. Мэттью, я хочу отдать тебе Медузу.

Я посмотрел на нее удивленно.

– Сам виноват, – сказала она. – Так восхищался ею в ночь нашей первой встречи!

– Но ты же предупредила, чтобы я никогда не встречался с ней взглядами. «Она превращает мужчин в камни», – пригрозила ты.

– Я, скорее, предостерегала тебя от себя самой. Но в любом случае ты меня не послушал. Всегда был неисправимым упрямцем, так ведь?

– Да, мне многие говорят об этом.

– Я серьезно, – продолжала она. – Либо тебе действительно понравилась эта вещь, либо…

– Разумеется, она мне нравится.

– …либо ты запутался в собственной лжи. Но я все равно хочу, чтобы она принадлежала тебе.

– Это прекрасное произведение искусства, – сказал я. – Мне оно очень нравится, но все же хочу надеяться, что мне придется еще долго ждать, прежде чем стать его обладателем.

– Ха! – Она снова хлопнула в ладоши. – Нет, мой милый. Для того ты и приехал сюда сегодня. Ты заберешь ее с собой. И не спорь со мной! Мне не надо всей этой чепухи с условиями в завещании, чтобы она еще проходила искусствоведческую экспертизу и прочие формальности. Я помню всю потеху после смерти моей бабушки, когда семейка устраивала свару из-за столового серебра и каждой паршивой льняной салфетки. Моя мать сошла в могилу в полной уверенности, что ее брат Пат украдкой сунул себе в карман самые ценные бабушкины сережки прямо в день прощания. А ведь никто в нашей семье не был беден. И они сражались не куска хлеба ради. Вот почему я хочу заранее раздать некоторые свои вещи. Вот в чем единственное преимущество тех, кто знает, что смерть уже на пороге. Я хочу разобраться со всем этим, чтобы каждый предмет оказался у того, кому он действительно нужен.

– А вдруг ты все-таки выздоровеешь?

Она посмотрела на меня как на умалишенного. А потом разразилась лающим смехом:

– Нет уж, уговор есть уговор. Даже в таком невероятном случае скульптура останется у тебя. По рукам?

– При таком условии я согласен.

Джен заранее упаковала ее, и на постаменте стоял теперь аккуратный деревянный ящик. Постамент тоже твой, сказала она, но его ты сможешь забрать и позже. Бронзовая фигура была компактной, но очень тяжелой. Постамент же – легким, но неудобным для переноски. Смогу ли вообще унести скульптуру без посторонней помощи? Я поднял ящик и водрузил себе на плечо. Он весил действительно немало, но не оказался непомерно тяжелым. Я вынес его из квартиры и опустил на пол у лифта, чтобы перевести дух.

– Тебе лучше взять такси, – предложила она.