Оливер Пётч - Дочь палача и ведьмак

Симон вскинул руки к небу.

– Я все понял. Больше такого не повторится! – Он покачал головой. – Что с тобой вообще такое? Я никогда еще тебя такой напуганной не видел.

– Думаю, ты бы тоже напугался, если б какой-то сумасшедший пытался тебя прикончить.

Лекарь вздохнул:

– Так ты до сих пор думаешь, что тот человек в башне и рикошет в лесу – не совпадения?

– Проклятие, это не рикошет был! – снова вскинулась на него Магдалена. – Сколько раз тебе повторять можно! И тот мешок… тоже мне предназначался.

– Что еще за мешок?

Магдалена помедлила. Она так и не рассказала Симону о мешке с известью, которым ее едва не пришибло позапрошлой ночью. Может, у нее просто мания преследования? Когда она во всем призналась, Симон помолчал немного, глядя на малышей, а потом решительно повернулся к жене.

– Не знаю еще, как это все воспринимать, – сказал он тихим голосом, – но если тебе действительно страшно, вернемся в Шонгау. Сегодня же. Там ты будешь в безопасности.

– И оставить отца одного? – Магдалена покачала головой. – Об этом и речи быть не может. Он понемногу стареет, и мы нужны ему больше, нежели он сам хочет признать. К тому же ты сам ведь говорил, что должен написать этот чертов отчет для настоятеля, чтобы нас самих не заподозрили. Так что придется пока остаться… – Она оторвала колосок и расщипала его на части. – Хотя ты бы очень мне помог, если бы хоть иногда присматривал за детьми. Почему нельзя рассказать малышам сказку на ночь, вместо того чтобы копаться в книгах и совать нос в чужие дела?

Симон яростно пнул по булыжнику на краю поля.

– Тебя послушать, так мне это все в радость, – вспылил он. – Притом что я твоему же отцу и помогаю!

– Если бы только сейчас так было… – Магдалена уставилась на ласточек, что кружили над полем. – Но в Шонгау происходит то же самое. Ты целыми днями возишься с больными и забываешь о здоровых. Бывает, что дети и вовсе забывают, как ты выглядишь. Мне иногда кажется, что тебя вообще не существует.

– Это моя работа, Магдалена, – огрызнулся Симон. – Ты вышла за цирюльника, а не за крестьянина, не забывай об этом. Тот всю зиму напролет может детям сказки в тепле рассказывать, но люди всегда болеют. Днем и ночью, в любое время года. – Он упрямо скрестил руки на груди. – Но пожалуйста, можешь остаться с этим немым Маттиасом. Я так смотрю, он детям больше, чем я, понравился. И ругаться безъязыкий тоже не будет.

– Господи, и откуда в вас всех столько злобы! – Магдалена с отвращением отвернулась. – Ты даже не представляешь, сколько он пережил ребенком на войне! И если он немой, это еще не значит, что он дурак. На отца моего посмотри. Тот тоже говорит, только когда есть что сказать. Не то что вы, мозгляки-ученые, – болтаете, лишь бы рта не закрывать.

– Я сто раз тебе говорил, не сравнивай меня со своим упрямым отцом! Я лекарь, а не палач!

– А я дочь палача.

Магдалена с грустью посмотрела на детей, изучавших пустое гнездо. Издали они казались еще меньше и беззащитнее, чем были.

– И мои дети – внуки палача, – прошептала она. – Это как проклятие, никогда от него не избавиться. Никогда.

В этот момент по ту сторону поля показался дрожащий силуэт. Поначалу из-за слепящего солнца он был едва различим, но по мере приближения постепенно приобретал очертания. Через поле, приминая колосья, шагал внушительного роста монах. Магдалена невольно подумала о косаре-смерти, что скашивает, не глядя, стебли людских жизней.

Когда Куизль подошел ближе, глаза у него сверкали. Магдалена очень хорошо знала этот блеск: то была гордость вперемешку с упрямством и отвращением. Так отец обычно выглядел перед казнью.

– Я поговорил с Непомуком и кое-чего придумал, – проворчал палач и рассеянно раздавил пальцами несколько колосьев. – Вот и всё. Сегодня ночью мы изловим настоящего колдуна.

Дверь в подвал с грохотом распахнулась. Внутрь ввалились сразу четыре солдата из Вайльхайма и с отвращением взглянули на дрожащий комок под ногами.

– Поднимайся, ты, кусок дерьма! – прошипел старший по званию. – Хватит дрыхнуть. Повезем тебя в тюрьму Вайльхайма, на поруку палачу. Перед входом тебя дожидается твой благородный экипаж.

Остальные засмеялись. Монах плакал и отбивался, но солдаты выволокли его наружу, к воловьей упряжке. Чуть поодаль дожидались повозка для солдат и карета судьи.

Непомук зажмурился – вот уже несколько дней несчастный не видел солнца. Наконец он разглядел возле кареты самого судью. Тот стоял рядом с приором и, похоже, вел с ним продолжительную беседу. Они вместе подошли к покрытому грязью монаху. Непомук почувствовал запах собственных нечистот, в которых провалялся не один день.

– Так это и есть знаменитый андексский колдун?.. – Граф оглядел аптекаря, точно к нему подвели редкого зверя, потом снова повернулся к приору. – Хорошо, что вы дали нам знать. Подобные происшествия нельзя оставлять на усмотрение монастыря, их следует тщательно расследовать. Решительно не понимаю, почему настоятель раньше не обратился к суду Вайльхайма.

– Его преподобие Маурус Рамбек выдающийся ученый, – пожал плечами приор. – Хотя иногда ему не хватает известной доли… скажем так, прозорливости.

Судья покивал:

– Понимаю. Уж этот вопрос мы точно решим.

Непомук все это время лишь молча слушал разговор и теперь обратился к бывшему собрату.

– Брат Иеремия, – взмолился он. – Ты так долго знаешь меня, неужели и ты думаешь, что я способен…

– Верю я или нет, не играет никакой роли, – проворчал приор. – А виновен ты или невиновен, рассудят только на процессе.

– Но ведь дело уже решено! – выдавил Непомук. – Все эти люди вокруг уже сами вынесли приговор. Ты знаешь, что теперь будет, брат! Палач станет пытать меня, не допусти этого, пожалуйста…

Но приор уже отвернулся и пошел вместе с графом обратно к карете.

– Не сомневаюсь, что суд Вайльхайма вынесет справедливый приговор, – услышал Непомук слова Иеремии. – Быть может, ваше превосходительство изволит пропустить еще стаканчик-другой вина в верхних покоях монастыря?

– Я бы с превеликим удовольствием, ваше преподобие. Но боюсь, нам придется отложить это до следующего раза, – ответил граф. – Нужно еще взыскать неуплаченные налоги с окрестных селений. Уверен, очень скоро мы встретимся вновь. И не исключено, что вино будем пить в келье нового настоятеля.

Он засмеялся, и разговор стал затихать по мере их удаления. Непомук тяжело вздохнул и взглянул на небо, по которому предвестниками скорой грозы плыли белые облака. Монах понимал, что это, возможно, последний раз, когда он вот так смотрит на небо. Теперь вся надежда оставалась только на Якоба.

Непомук всем сердцем надеялся, что палач не ошибся в своем предположении. Хотя он и понимал, сколь ничтожны были теперь его шансы избежать пыток и костра. Виновный уже есть, так зачем разыскивать настоящего преступника? Особенно если преступник этот столь влиятельный и могущественный…