Барбара Вайн - Подарок ко дню рождения

Айвор Тэшем был элегантен в темном узком костюме и белой сорочке; наверное, именно в этом он и появился сегодня в Палате общин. Конечно, он не окинул меня с головы до ног взглядом, полным упрека или насмешки, и теперь я удивляюсь, как могла представить себе такое поведение. Писатели иногда говорят о «непрошеных» мыслях, и той, что возникла у меня в голове, я, безусловно, не ожидала. Я подумала, каково быть женщиной, которую сопровождает, куда бы та ни шла, мужчина с такой внешностью и с такой манерой говорить.

Я пригласила его сесть на один из «каминных» стульев и предложила чая. Еще я ошибалась, думая, что он будет оглядывать мою квартиру с изумлением или презрением. Он спокойно отнесся и к стульям, и к моему предложению, но от чая отказался.

– Очень любезно с вашей стороны, но – спасибо, не надо.

Что ему сказать, как использовать время, которое у меня осталось? Не думаю, что он планировал провести у меня дома более чем полчаса. Я взяла себя в руки, села напротив него и начала:

– Вы, должно быть, удивляетесь, зачем я вас сюда пригласила. – После этих слов я заставила себя немного помолчать. – Не надо так волноваться, – продолжила я, хоть я совсем не заметила в нем признаков тревоги или волнения. – Просто я подумала, что вы захотите взять себе какую-нибудь вещь Хиби – ну, что-нибудь на память о ней.

Тэшем слегка наклонил голову. На мой взгляд, это был скорее не кивок, а больше так называемый придворный поклон. Что он ожидал от меня услышать? Наверное, что-нибудь насчет машины и аварии, и пистолета. Я искала на его лице какие-нибудь признаки облегчения, но так ничего и не заметила. Цвет его лица, бледно-оливковый, не изменился. Интересно, единственный ли я человек в мире, который знает, что они с Хиби были любовниками?

– Муж Хиби попросил меня забрать ее украшения и сделать с ними, что я пожелаю. Я сдам ее одежду в благотворительный фонд. Вы хотите увидеть что-то из этих вещей?

На этот раз он ответил:

– Спасибо, хочу.

У него был красивый голос, размеренный, культурный, как у ученика привилегированной частной школы. И теперь в его тоне слышалось облегчение. Мне показалось, он понял, что я пригласила его сюда не для того, чтобы разглагольствовать или угрожать, а просто ради этого очень обычного и простого жеста: предложить что-то на память об ушедшем близком человеке.

В моей квартире не было места, где я могла бы скрыться от взгляда гостя, кроме ванной комнаты. Я не могла сделать вид, что вещи Хиби находятся где-то в другом месте, а не в ящике кухонного стола. Однако он не следил за мной. Тэшем сидел на стуле и смотрел в окно на не внушающий вдохновения пейзаж Килбурна – на границы Брондесбери, на виллы из красного кирпича, поднимающиеся террасами на холм, на приземистую нонконформистскую церковь. Я достала из ящика все украшения, кроме жемчужного ожерелья, положила их на поднос из пластика с изображением птиц Британии и поставила его на плоский кофейный столик из тех, что заказывают по почте.

Тэшем, разумеется, ожидает увидеть жемчуг. Но вместо ожерелья он увидел нитку красных стеклянных бус, серебряную позолоченную цепочку с облетевшей позолотой, красно-зеленый пластмассовый браслет, кольцо из белого металла с большим розовым камнем, вероятно из стекла, полдюжины сережек, безвкусных, сверкающих, и розовую фарфоровую брошку в виде розы.

– У нее были и хорошие вещи, – нарушила я затянувшуюся паузу и поняла: он подумал, что я заговорю о жемчуге. – Обручальное кольцо, медальон и золотой браслет. Джерри хочет их сохранить, как вы можете понять.

– Конечно, – согласился Тэшем, потому что ему надо было хоть что-нибудь сказать.

Я совершенно не ожидала того, что почувствовала в тот момент. Я наслаждалась. Никогда прежде я такого не испытывала. Я чувствовала власть, а она опьяняет. Спросит ли он о жемчуге? Нет. Он не мог на это решиться. Не мог сказать: «Я подарил ей ценное ожерелье, потому что думал, что мы будем любовниками много лет. Я дарил его Хиби, а не ее мужу». Но нет, он не мог. Тэшем скорее потерял бы пять тысяч фунтов, или сколько там стоил этот жемчуг, чем выставил себя передо мной жадным или подлым. Может быть, в нем воспитывали представление о том, что говорить о деньгах вульгарно… Мне так повезло!

– Вы что-то хотите взять? – спросила я; ощущение власти так переполняло меня, что мне пришлось сдерживаться, чтобы не рассмеяться ему в лицо.

– Может, эту маленькую брошку? – Тэшем взял фарфоровую розочку.

Я улыбнулась и сказала:

– Она очень милая, правда? Я подыщу для нее коробочку.

В коробочке, которую я нашла, лежали красные бусы. Я положила в нее брошку и провела рукой по черному футляру, где на мягком бархате лежал жемчуг.

Айвор Тэшем слишком горячо меня благодарил. Дескать, это ужасно мило с моей стороны. Он прибавил, что ему известно, какой хорошей подругой я была для Хиби. Потом чувство власти взяло надо мной верх, и я спросила:

– Потому что я лгала ради нее и обманывала ее мужа?

Я громко рассмеялась, чтобы сделать эти слова менее ядовитыми, и, после секунды изумленного молчания, Айвор тоже рассмеялся. Он не пожал мне руку, когда пришел, но теперь пожал. Я слушала его быстрые шаги, слишком быстрые, на лестнице, а потом до меня долетел слишком резкий стук захлопнувшейся двери.

Гадал ли он, что находила во мне Хиби, красивая и сексуальная? Гадал ли он, почему она называла меня своей подругой? Он не знает, как она любила покровительствовать кому-нибудь и выделяться на фоне других, какого-нибудь воробышка, которого никто не замечает, когда рядом с ним на ветку садится золотистая иволга.

Джерри позвонил мне, и я невольно подумала о том, что он связывается со мной только тогда, когда у него не остается никаких других вариантов. Ему не с кем оставить Джастина в пятницу, не могу ли я приехать? Есть люди, особенно мужчины, которые думают, что другим не надо работать. Но учитывая то, что я уже решила, что никогда больше его не увижу, это была хорошая новость, поэтому я ответила, что возьму выходной день на работе и приеду. На этот раз Джастин не повернулся ко мне спиной. Он не велел мне уйти, а позволил поцеловать себя, когда я приехала, и обнял меня за шею. И Джерри, казалось, рад был меня видеть, говорил, как он благодарен за все, что я сделала. Он мог положиться на меня так, как ни на кого больше. Он жалел, что я не живу ближе.

Я вышла в прихожую вместе с ним, когда он уходил на работу. Со словами «Ох, Джейн, мне так ее не хватает» он обнял меня и прижал к себе. В первый раз за много лет меня кто-то так обнимал. Я чувствовала его тепло сквозь одежду и стук его сердца. Вернувшись на кухню после его ухода, я подхватила на руки Джастина и плясала с ним на руках, напевая: «Мы идем за орешками в мае, в мае, в мае…», пока ребенок не завизжал от смеха.