Филлис Джеймс - Убийство в теологическом колледже

– Самое ужасное – сознавать, что убийцей может быть кто-то из колледжа, тот, кого ты знаешь.

– Дело рук своих, как сказала бы наша дорогая полиция. Похоже на то, не согласна? Да ладно, Эмма, ты же не трусиха. Посмотри правде в глаза. Какой вор темной ночью в грозу потащится в отдаленную церковь, которая вряд ли открыта, чтобы взломать ящик с пожертвованиями и забрать пару фальшивых монет? И круг подозреваемых на самом деле невелик. Ты не в счет, дорогая. Конечно, в детективах тот, кто первым оказывается на месте убийства, всегда вызывает подозрения – сюда, строго говоря, можно добавить священников. Но думаю, в себе-то ты уверена. В результате остаются четверо студентов, которые прошлой ночью были в колледже, и еще семь человек: Пилбимы, Сертис с сестрой, Джарвуд, Стэннард и я. Думаю, наших священников даже Дэлглиш всерьез не подозревает. Хотя он, наверное, их и не исключает, особенно если помнит высказывание Паскаля: «Никогда злые дела не творятся так легко и охотно, как во имя религиозных убеждений».

Эмма не горела желанием обсуждать священников.

– Пилбимов-то мы можем исключить? – тихо спросила она.

– Маловероятные убийцы, признаю, но в таком случае исключать надо всех нас. Хотя я бы расстроился, если бы думал, что такая превосходная повариха в состоянии вынести смертный приговор. Ладно, минус Пилбимы.

Эмма собиралась сказать, что студентов, конечно, тоже следует исключить, но почему-то промолчала. Она испугалась того, что могла услышать в ответ. И вместо этого произнесла:

– Ну и ты, разумеется, вне подозрений? У тебя не было причин ненавидеть архидьякона. На самом деле его убийца мог таким образом уладить дело с закрытием Святого Ансельма. А ты бы этого совсем не хотел.

– К этому все и шло. Колледж чудом продержался так долго. Но ты права, у меня не было причин желать смерти архидьякона. Если бы я был способен на убийство – а я на такое пойду лишь в целях самозащиты, – вероятнее всего, моей жертвой стал бы Себастьян Морелл.

– Отец Себастьян? Но почему?

– Старая обида. Из-за него я не стал членом Колледжа всех душ. Сейчас это уже не важно, но на тот момент имело значение. Да, черт возьми, и большое значение. Он просто написал плохую рецензию на мою последнюю книгу, явно намекая на то, что я виновен в плагиате. А я не был. Просто совпали фразы и мысли. Так бывает. Такой вот неприятный случай. Но разразился скандал.

– Какой ужас.

– Да нет. Такое случается, нужно об этом знать. Это кошмар любого автора.

– Тогда зачем отец Себастьян взял тебя на работу? Не мог же он забыть о том случае?

– Он никогда о нем не упоминал. Может, и забыл. В то время это было важно для меня, а для него, очевидно, нет. Даже если он вспомнил, сомневаюсь, что это его озаботило, в тот момент он пытался заполучить для колледжа Святого Ансельма отличного преподавателя, и заполучить за копейки.

Эмма ничего не ответила. Взглянув на ее склонившуюся головку, Грегори сказал:

– Давай-ка выпьем еще кофейку, а потом ты расскажешь мне последние кембриджские слухи.

Когда Дэлглиш позвонил Джорджу Грегори и попросил подойти в коттедж Святого Матфея, тот сказал:

– Я надеялся, что можно поговорить здесь. Я жду звонка от агента, а она знает только этот номер. Мобильные телефоны на дух не переношу.

Деловой звонок в воскресенье показался Дэлглишу неправдоподобным, и, словно почувствовав его скептицизм, Грегори добавил:

– Я должен был с ней завтра пообедать в Лондоне в ресторане «Айви». Но теперь, полагаю, это невозможно, а если и возможно, то неудобно. Я пытался ее разыскать, но не смог. И оставил на автоответчике сообщение: попросил перезвонить. Ясно, что если мне не удастся ей дозвониться сегодня или завтра утром, то нужно ехать в Лондон. Я так понимаю, возражать вы не станете.

– На данный момент нет, – сказал Дэлглиш. – Хотя я бы предпочел, чтобы все оставались в колледже хотя бы до того момента, как завершится начальная стадия расследования.

– Я не собираюсь сбегать, честно. Наоборот. Не каждый день выпадает возможность опосредованно прочувствовать весь этот ажиотаж вокруг убийства.

– Не думаю, что мисс Лавенхэм разделяет вашу радость, – заметил Дэлглиш.

– Конечно, нет, бедняжка. Но она видела тело. А без столь наглядной демонстрации убийство вызывает лишь атавистическую дрожь – скорее Агата Кристи, нежели нечто реальное. Я знаю, воображаемый ужас должен быть сильнее действительности, но не могу поверить, что это утверждение подходит к убийству. Скорее всего, ни один человек, который в жизни видел труп, не сможет выкинуть это зрелище из головы. Так вы зайдете? Спасибо.

Высказывание Грегори звучало нечеловечески равнодушно, но в целом он оказался прав. Впервые Дэлглиш осознал разрушительную силу убийства, когда только пришел в Управление уголовных расследований. Его, еще «зеленого» детектива, в глубоком шоке стоявшего на коленях у тела первой жертвы, которую он так и не смог забыть, просто накрыло волной гнева и жалости. А сейчас коммандер думал о том, как справляется со всем этим Эмма Лавенхэм, и может ли или должен ли он чем-то ей помочь. Наверное, нет. Любая попытка может быть расценена как навязчивая или снисходительная. В Святом Ансельме девушка могла спокойно обсудить то, что видела в церкви, лишь с отцом Мартином. Но он, бедняга, скорее, сам нуждался в утешении и поддержке, чем был способен ее оказать. Конечно, Эмма могла уехать и увезти свой секрет с собой, но она была не из тех, кто бежит. Почему он был в этом уверен? Ведь он ее даже не знал. Коммандер решительно выкинул девушку из головы и сосредоточился на ближайших задачах.

Дэлглиш был даже рад встретиться с Грегори в коттедже Святого Луки. Со студентами он абсолютно не собирался разговаривать ни в комнатах, ни в удобном для них месте. Они должны были приходить к нему: это было приемлемо, целесообразно и экономило время. Но Грегори в привычной обстановке почувствует себя более спокойно, а подозреваемые, когда им спокойно, чаще теряют бдительность. Да и коммандер мог лучше понять свидетеля, ненавязчиво рассматривая его комнаты, а не задавая дюжину вопросов в лоб. Книги, картины, как и где стоят вещи, – эти детали раскрывают больше тайн, чем слова.

Когда Дэлглиш вместе с Кейт проходили в гостиную слева, он снова отметил, как все три жилых коттеджа по-разному отражают личности хозяев: от радостного домашнего уюта Пилбимов и тщательно продуманной мастерской Сертиса, в которой пахло деревом, скипидаром и едой для животных, до этого помещения, в котором явно жил университетский преподаватель с почти патологической склонностью к порядку.

Весь дом был подчинен двум доминирующим интересам хозяина: классической литературе и музыке. Кабинет целиком был уставлен полками от пола до потолка, и лишь над нарядным викторианским камином висела копия картины Пиранези «Триумфальная арка Константина». Очевидно, Грегори следил, чтобы высота полок точно подходила под размер книг, – причуда, которую Дэлглиш разделял. Комната казалась богато, но упорядоченно окутанной приятным мерцанием позолоты и коричневой кожи. На столе из некрашеного дуба стоял компьютер, а возле окна, на котором вместо занавесок висели жалюзи, расположился функциональный рабочий стул.