Филлис Джеймс - Убийство в теологическом колледже

– Наверное, лучше нам всем присесть, – сказал он.

Так они и поступили. Рафаэль, явно озадаченный, переводил взгляд с Грегори на Дэлглиша, но ничего не говорил.

– Я должен тебе кое-что рассказать, – сказал Грегори, посмотрев на сына. – Не я выбрал время, но полиция заинтересовалась моими личными проблемами сильнее, чем я ожидал. Так что не обессудь. 27 апреля 1988 года я женился на твоей матери. Ты можешь посчитать, что эта церемония должна была произойти двадцатью шестью годами ранее, как и полагается. Да, тут как ни старайся, а все равно прозвучит напыщенно. Рафаэль, я твой отец.

Рафаэль впился глазами в Грегори:

– Не верю. Это неправда.

Так стандартно и реагируют люди на шокирующие и неприятные известия.

– Не верю, – повторил он, на этот раз уже громче, но на лице было написано совсем другое.

Краска волной отлила от его лба, щек и шеи – настолько резко, что, казалось, нормальный кровоток повернул вспять. Молодой человек вскочил и застыл, переводя взгляд с Дэлглиша на Кейт, словно отчаянно искал опровержения. Даже мышцы лица будто мгновенно провисли и отчетливей проявились зарождающиеся морщинки. На секунду Дэлглиш впервые увидел черты, схожие с чертами его отца. У него не хватило времени осознать, какие именно, как они тут же исчезли.

– Какая банальщина, Рафаэль, – сказал Грегори. – Я уверен, мы можем сыграть эту сцену, не обращаясь за помощью к миссис Генри Вуд. Викторианская мелодрама мне никогда не нравилась. Разве я стал бы об этом шутить? У коммандера Дэлглиша есть копия свидетельства о браке.

– Но это не означает, что ты мой отец.

– Твоя мать за всю свою жизнь занималась сексом только с одним мужчиной. Со мной. И я признал в письме свою ответственность. Ей зачем-то понадобилось это небольшое подтверждение моей неосмотрительности. После свадьбы она отдала мне наши письма. Ну и, конечно, существует анализ ДНК. Хотя он вряд ли что-то опровергнет. Мне жаль, что тебе так неприятна эта новость.

Голос Рафаэля был холоден до неузнаваемости.

– И что произошло? Обычная история, как я понимаю. Ты с ней переспал, заделал ей ребенка, решил, что тебя не интересуют ни брак, ни отцовство, и самоустранился?

– Не совсем так. Никто из нас не хотел заводить ребенка, а пожениться мы не могли. Я был взрослым человеком, на мне и больше вины. Твоей матери было только восемнадцать. Разве твоя религия не основывается на идее всепрощения? Так почему бы ее не простить? Тебе было лучше с этими священниками, чем было бы с любым из нас.

Повисло долгое молчание, после которого Рафаэль произнес:

– Я мог бы стать наследником имущества колледжа.

Грегори посмотрел на Дэлглиша, и тот сказал:

– А ты и есть наследник, если только не всплывут какие-то правовые уловки, которые я просмотрел. Я проверил у юристов. Агнес Арбетнот написала в завещании: если колледж закроют, все имущество должно перейти к законным наследникам ее отца, не важно, по мужской или женской линии, при условии, что они являются причащающимися членами англиканской церкви. Она не написала «рожденным в законном браке», она написала «законнорожденным согласно английскому праву». Твои родители поженились после того, как положения Закона о легитимации 1976 года вступили в силу. Что делает тебя законнорожденным.

Рафаэль подошел к южному окну и молча замер, обозревая окрестности.

– Я привыкну, – сказал он. – Я привык к мысли о том, что мать подбросила меня, как кучу ненужной одежды в благотворительный магазин. Я привык к мысли, что не знаю имени своего отца, не знаю, жив он или мертв. Я привык к мысли, что меня воспитывают в теологическом колледже, тогда как у всех моих сверстников есть дом. И к этому я тоже привыкну. А сейчас все, что я хочу, – это больше никогда тебя не видеть.

Дэлглиш не знал, заметил ли Грегори, что голос сына на миг задрожал от волнения.

– Это можно устроить, – сказал Грегори. – Но не сейчас. Подозреваю, коммандер Дэлглиш захочет, чтобы я остался. Эта волнующая новость дает мне мотив. Как, собственно, и тебе.

Рафаэль, обернувшись, спросил:

– Это ты его убил?

– Нет. А ты?

– Бог мой, это просто смешно! – Он развернулся к Дэлглишу. – Я полагал, вы должны расследовать убийство, а не портить людям жизнь.

– Боюсь, одно часто тянет за собой второе.

Дэлглиш бросил взгляд на Кейт, и они вместе направились к двери.

– Очевидно, надо сообщить Себастьяну Мореллу, – сказал Грегори. – Предоставьте это мне или Рафаэлю. – И, повернувшись к сыну, спросил: – Расскажешь?

– Я ничего говорить не стану, – выпалил Рафаэль. – Рассказывай сам что хочешь. Мне все это глубоко безразлично. Десять минут назад отца у меня не было. Нет и сейчас.

– Как долго вы собираетесь ждать? – спросил Дэлглиш. – Нельзя же тянуть вечность.

– Вечность и не понадобится. Хотя после двенадцати лет неделей позже, неделей раньше – это уже вряд ли имеет значение. Я бы предпочел помолчать до конца вашего расследования, он же когда-нибудь наступит. Но понимаю, что это нереально. Я скажу ему в конце недели. Думаю, мне позволят самому выбрать место и время.

Рафаэль уже покинул коттедж, и сквозь гигантские оконные стекла, подернутые влагой морского тумана, они видели, как он большими шагами идет по мысу по направлению к морю.

– Он справится? – наблюдая за ним, спросила Кейт. – Может, кого-нибудь за ним отправить?

– Он выдержит, – сказал Грегори. – Он же не Рональд Тривз. Рафаэль себя, конечно, жалеет, но его ведь баловали всю жизнь. Мой сын защищен стержнем здорового эгоизма.

Когда позвали Нобби Кларка, чтобы забрать тренировочный костюм, Грегори без проблем отдал его и насмешливо наблюдал, как костюм кладут в пакет, а пакет подписывают. Потом он вместе с Дэлглишем и Кейт вышел из коттеджа с таким официальным видом, словно прощался с глубокоуважаемыми гостями.

По дороге к коттеджу Святого Матфея Кейт сказала:

– У нас есть мотив. Я понимаю, Грегори должен стать главным подозреваемым, но мне кажется, это нелогично. Разве нет? Ведь понятно, что колледж собираются прикрыть. В конечном счете Рафаэль и так стал бы наследником. Зачем спешить?

– Есть зачем, Кейт, – сказал Дэлглиш. – Ты подумай.

Он не стал ничего объяснять, а Кейт знала, что расспрашивать бесполезно. Когда они дошли до коттеджа Святого Матфея, в дверях появился Пирс.

– Я как раз собирался вас искать, сэр. Нам поступил звонок из больницы. Разрешили поговорить с инспектором Джарвудом, но предлагают отложить это до завтрашнего утра, чтобы дать ему подольше отдохнуть.

Дэлглиш считал, что все больницы – не важно, где они стоят или кем построены, – по сути, очень похожи: тот же запах, та же краска на стенах, таблички, которые направляют посетителей в палаты или отделения, безобидные картинки в коридорах, призванные подбадривать, а не пугать, посетители с цветами и сумками, уверенно направляющиеся к привычным местам возле кроватей, персонал во всем разнообразии форменной одежды и с отличительными знаками, целенаправленно перемещающийся в естественной для себя среде обитания, лица уставшие и решительные. Сколько больниц он посетил с тех времен, как был констеблем с функциями детектива, охраняя заключенных или свидетелей, записывая данные на смертном одре показания, приставая с вопросами к медработникам, у которых голова забита более неотложными вещами, чем его дело?