Оса Ларссон - Кровавая жертва Молоху

«Радоваться каждой крупинке счастья, – повторял он про себя, как мантру. – Довольствоваться тем, что выпадает».

– Отлично, девочка моя, – пробормотал он Вере. – Продолжай будить ее. А этого столичного адвоката можешь укусить за ногу.

Ребекка посмотрела на Кристера и удивленно покачала головой. Никогда он не признавался открыто, что влюблен в нее. И никогда не навязывался ей. Однако каждый раз позволял себе долго и с удовольствием любоваться ею. Он мог смотреть на нее с улыбкой, словно она – чудо какое-то. Не спрашивая, приходил к ней домой и уводил ее в лес. Разумеется, если у нее не гостил Монс. Тогда Кристер держался стороной.

Монс недолюбливал Кристера Эриксона.

– Этот парень похож на космического пришельца, – говаривал он.

– Да, – соглашалась Ребекка.

Ибо это была истинная правда. Серьезный ожог еще в юности изуродовал лицо Кристера. У него не было ушных раковин, вместо носа – только две дырочки посредине лица. Кожа напоминала карту с розовыми и коричневыми пятнами.

«Но у него сильное и ловкое тело», – думала она, пока Щен лизал его в лицо. Собаки знали, какова на ощупь эта розовая кожа.

– К твоему сведению, – кротко улыбнулась Ребекка, – вчера он провел весь вечер на навозной куче Ларссона, разрывая старые коровьи лепешки и поедая белых червей.

– Тьфу! – ответил Кристер, сжал губы и попытался оттолкнуть от себя Щена.

Вера подняла голову, посмотрела в сторону дороги и гавкнула.

Собаки Кристера в машине тоже начали лаять. Им показалось, что все веселятся, кроме них.

В следующую секунду у дороги возле почтовых ящиков появился сосед Ребекки Сиввинг.

– Привет! – крикнул он. – Здорово, Кристер, мне показалось, я слышал, как ты подъехал.

– О боже, – пробормотала Ребекка. – А я-то надеялась на спокойное воскресное утро.

Вера побежала навстречу Сиввингу, чтобы поздороваться с ним. Старик спешил, но быстро не получалось. Одна сторона тела не слушалась. Левую ногу он заметно приволакивал, а рука бессильно свисала вдоль тела.

Ребекка наблюдала, как Вера стянула с Сиввинга варежку и сделала круг вокруг него – ровно настолько медленно и близко, чтобы он смог ухватить свое добро.

– Сучка ты чертова, – проговорил он с большой нежностью в голосе.

«А со мной она никогда не играет», – подумала Ребекка.

Наконец-то Сиввинг поравнялся с ними. Он по-прежнему смотрелся представительно. Рослый, грузный, с легкими седыми волосами, напоминавшими одуванчик.

– Мы не могли бы заехать к Суль-Бритт Ууситало? – спросил он без обиняков. – Я обещал съездить туда и посмотреть, как там у нее дела. Звонили с ее работы, волнуются. Она живет по дороге на Лехтиниеми.

Ребекка мысленно заскрежетала зубами.

«Вечно он тащит меня то по одному, то по другому делу. Дает обещания кому попало. А потом является сюда в воскресенье ни свет ни заря».

Но Кристер уже открыл дверцу машины со стороны пассажирского сиденья.

– Залезай, – пригласил он Сиввинга и отодвинул сиденье подальше, чтобы старику было легче усесться.

«Он добрый, – подумала Ребекка. – Такой добрый и внимательный». И тут же ощутила очередной укол совести.

– Анна-Хелена Алаярви, ты ее наверняка знаешь, дочь Йосты Асплунда, – проговорил Сиввинг, с трудом застегивая ремень безопасности на своем большом животе. – Она работает с Суль-Бритт в «Ледяном дворце» официанткой на завтраке. Звонила и волновалась: Суль-Бритт не вышла на работу. Я пообещал ей сходить туда и проверить. Нам с Беллой все равно надо прогуляться. Но тут я увидел, что приехал Кристер.

– Хорошо, что вы со мной, – продолжал он. – Вдруг придется ломать дверь.

Он оглядел их довольным взглядом. Прокурор и полицейский.

– Это делается немножко не так, – ответила Ребекка.

– Да нет же, – со смехом отвечал Кристер. – Именно так это и делается. Ребекка залезает на крышу и изящно протискивается в форточку, а я вышибаю плечом дверь.

Они свернули в сторону Лехтиниеми.

– Ты ее хорошо знаешь, эту Суль-Бритт? – спросил Кристер.

Ребекка сидела на заднем сиденье с Верой и собакой Сиввинга Беллой – немецким короткошерстным пойнтером. Щену пришлось разделить клетку с собаками Кристера.

Вся машина пропахла псиной, к тому же Белла, которую укачивало, пускала слюни длинными струнками.

– Ну, не то чтобы хорошо, – ответил Сиввинг. – Ее дом немного на отшибе. И к тому же она куда моложе меня. Но Суль-Бритт всегда здесь жила – ясное дело, мы здороваемся, когда встречаемся. Несколько лет назад у нее возникли проблемы с алкоголем. Так что в те времена никто не удивился бы, если бы она не пришла на работу, – такое случалось. Там все об этом знали. Однажды она появилась у меня на крыльце, чтобы одолжить денег. Я сказал, что денег не дам, но угощу обедом, если она хочет. Она не захотела. В общем, вот так. А три года назад ее сына насмерть сбила машина. Ему было тридцать пять, он работал в ледяных мастерских в Юккасъярви [4], когда-то отлично бегал на лыжах, в семнадцать лет выиграл первенство среди юниоров. После него остался мальчик, которому было тогда года три-четыре. Как бишь его звали…

Сиввинг замолк и затряс головой, словно желая вытрясти из себя имя ребенка. Продолжать рассказ без имени не представлялось возможным.

«Боже мой, до чего он болтлив!» – думала Ребекка, глядя сквозь стекло машины.

Наконец имя вспомнилось.

– Маркус! Тут тоже своя история. Мама давно перебралась в Стокгольм. У нее новый мужик и от него двое детей. Так все быстро. Она уехала в столицу, когда Маркусу было около года. Поселилась у своего нового и завела двоих малышей. А мальчик ей был не больно нужен. Суль-Бритт очень злилась на бывшую невестку. С другой стороны, она радовалась, что Маркус остался у нее. И тут началась новая жизнь. Она пошла в Общество анонимных алкоголиков, совсем перестала пить. Я спросил сегодня Анну-Хелену, когда она звонила: может, Суль-Бритт опять взялась за старое? Она ответила: «Ни за что на свете». Стало быть, придется ей поверить. Мало ли что может произойти. Не ровен час, поскользнешься на коврике, ударишься головой о край стола. Пройдет немало дней, прежде чем тебя найдут.

Ребекка хотела сказать «я-то захожу к тебе каждый день, а то и не по разу», но сдержалась. Отметила, как Кристер бросил на нее поспешный взгляд в зеркало заднего вида.

– Ну как, морошки-то в этом году удалось набрать? – спросил он.

– Плохо в этом году с морошкой. Никто ничего не собрал. Насекомых маловато. У меня есть два любимых болотца у озера Реншён, на которые я обычно хожу. Там всегда есть ягода. Но этот год – исключение из правил. Несколько часов проходил, а в ведре даже дно не покрылось. Но зато вдоль озера – полоса березового леса. Я набрел на нее года три-четыре назад, тогда год был урожайный, и я подумал, что там, среди березок, должна быть морошка. Но нет, ни одной ягодки. А в этом году, когда ее вообще нигде нет, я подумал, что надо все ж таки посмотреть там, в этой полосе. И представляешь – полно ягод! Просто сплошной золотистый ковер. Полоса-то всего метров в пятнадцать шириной и не более ста в длину. Я собирал часа два и набрал литров семь-восемь. Больше там не было.