Энн Перри - Опасная скорбь

Ранкорн ловил ртом воздух.

– Что, сэр? – осведомился Монк, широко раскрыв глаза.

Все чувства, которые сейчас испытывал Ранкорн, попеременно отражались на его лице: страх перед последствиями скандала, вызванного бестактным поведением инспектора, сменился надеждой, что в этом случае удастся избавиться от настырного подчиненного, давно уже наступающего ему на пятки.

– Ступайте, – сквозь зубы приказал Ранкорн. – И да поможет вам бог, если вы ошибаетесь. Будьте уверены, уж я-то вам помогать не стану.

– Я на это никогда и не рассчитывал… сэр. – На миг Монк вытянулся по струнке, выражая тем самым скорее насмешку, а не почтение, затем повернулся и вышел.

Уильям был только доволен, что привел Ранкорна в отчаяние, но, направляясь домой на Графтон-стрит, он вдруг задал себе вопрос: а таким ли был Ранкорн, когда они с ним встретились впервые? Когда он еще не почувствовал угрозы, исходящей от Монка – человека честолюбивого, настырного, хвалящегося своим живым умом? Теперь Уильям был почти уверен, что собственноручно создал себе врага. И едва ли оправданием ему мог служить тот факт, что Ранкорн не слишком умен и не одарен способностями. Чем слабее человек, тем постыднее брать над ним верх, пользуясь его изъянами. Если сильный безответственен и своекорыстен, то на что надеяться слабому?

В тот вечер Монк лег рано, но долго не мог уснуть. Он лежал на спине, глядя в потолок и испытывая острое отвращение к собственной персоне.

На похороны Октавии Хэслетт съехалась добрая половина лондонской аристократии. Кареты запрудили Лонгхэм-плейс, остановив все прочее движение. Вороные лошади с черными плюмажами, кучера и лакеи в ливреях, трепетание траурного крепа, отшлифованная до зеркального блеска и словно онемевшая медь упряжи. Тщеславные особы узнавали в толпе отпрысков древних родов Британии, Франции и даже княжеств Германии. Скорбящие дамы поражали случайных зевак траурными нарядами безупречного покроя, огромными кринолинами, убранными лентами капорами; джентльмены – лоснящимися цилиндрами и сияющей обувью.

Все происходило почти в полной тишине: копыта – закутаны, каблуки – не скрипят, разговоры – только шепотом. Немногочисленные прохожие останавливались и с почтением склоняли головы.

Стоя рядом со слугами на ступенях церкви Всех Святых, Монк наблюдал за прибытием семейства Мюидоров. Первым ступал сэр Бэзил с дочерью Араминтой. Даже траурная вуаль не могла скрыть ее огненных волос и благородной бледности лица. Рука об руку они поднялись по ступеням, и непонятно было, кто из них кого при этом поддерживает.

Следующей шла леди Беатрис Мюидор под руку с Киприаном. Держалась она очень прямо, лица из-за вуали рассмотреть было невозможно, но чувствовалось, что плечи ее напряжены, и она дважды споткнулась. Киприан поддержал мать и что-то тихо сказал ей на ухо.

Чуть поотстав, поскольку прибыли они в отдельном экипаже, шли рядом Майлз Келлард и Ромола Мюидор. Эти двое даже ни разу не взглянули друг на друга. Ромола казалась весьма утомленной, шагала тяжело и слегка сутулилась. Ее лицо также полностью скрывала вуаль. Справа от нее, медленно, с рассеянным видом, шествовал Майлз Келлард. Лишь достигнув верхней ступени, он коснулся локтя спутницы – скорее из вежливости, нежели для поддержки.

Процессию замыкала Фенелла Сандеман в театрализованном траурном платье и шляпке, слишком нарядной для похорон, но, безусловно, прелестной. Талия Фенеллы была такой тонкой, что издалека фигуру тетушки Сандеман можно было назвать девичьей. Однако стоило ей подойти чуть ближе, и становились заметны неестественная чернота волос и блеклость кожи. Монк не знал, сочувствовать этой женщине или же восхищаться ее бравадой.

Следом за Фенеллой, что-то ей беспрерывно нашептывая, плелся Септимус Терск. В беспощадном дневном свете его лицо выглядело особенно усталым. Лицо побитого человека, научившегося радоваться мелким победам, поскольку крупных ему уже никогда ни над кем не одержать.

Монк не сразу вошел в церковь, выжидая, пока мимо него пройдет вся прочая благоговейная, скорбящая и завистливая публика. Он слышал обрывки разговоров, исполненных сожаления, но чаще – гнева. Куда катится мир! Чем вообще занимается столичная полиция, если она могла допустить такое! Зачем мы им платим, если даже люди ранга Мюидоров могут быть зарезаны в собственной постели! Кто-нибудь должен обратить на это внимание министра внутренних дел и потребовать от него адекватных мер!

Монк вполне мог себе представить их страх и гнев, а также все обвинения, которые дождем польются в самое ближайшее время. Уайтхолл выдержит настоящую осаду. Будут звучать успокаивающие заверения и соболезнования, а потом, когда лорды наконец уберутся восвояси, пошлют за Ранкорном и с холодным неодобрением, сквозь которое будет проступать самая настоящая паника, пожелают выслушать его подробный рапорт.

Ранкорн же вылетит от них в холодном поту, вне себя от унижения и тревожных предчувствий. Он не любит оставаться в дураках, но понятия не имеет, как не потерять почву под ногами. И все свои страхи (в виде начальственного гнева) он обрушит на Монка.

Все началось с Бэзила Мюидора и им же и закончится, когда Уильям, вернувшись в его дом, нарушит покой семьи, раскроет истинные отношения домочадцев друг к другу и к мертвой женщине, которую сейчас столь пышно хоронят.

Мимо Монка прошмыгнул мальчишка-газетчик.

– Жуткое убийство! – выкрикивал он, и плевать ему было на то, что рядом ступени церкви. – Полиция озадачена! Читайте об этом в свежем номере!

Служба шла своим ходом: торжественные голоса выводили хорошо знакомые слова, мрачно звучал орган, дневной свет проливался сквозь цветные витражи на серые массы камня, слышалось шарканье ног и шелест платьев. Кто-то всхлипывал. Носильщики двинулись по проходу, и шаги их звучали особенно громко. Скрипели башмаки.

Монк подождал, когда гроб проплывет мимо – процессия двигалась к фамильному склепу, – после чего приблизился, насколько позволяли приличия, к родственникам покойной.

Во время погребения он стоял на заднем плане, рядом с высоким лысеющим мужчиной, чьи редкие пряди волос безжалостно трепал резкий ноябрьский ветер.

Беатрис Мюидор стояла как раз напротив Монка, рядом со своим мужем.

– Этот полицейский тоже здесь, ты заметил? – очень тихо спросила она супруга. – Вон он, позади Льюисов.

– Конечно, – так же тихо ответил сэр Бэзил. – Слава богу, у него хоть вид вполне приличный, так что он не слишком отличается от остальных.

– Его костюм прекрасного покроя. – Леди Беатрис не могла скрыть удивления. – Должно быть, им платят куда больше, чем я думала. Он выглядит почти как джентльмен.