Луиза Пенни - Убийственно тихая жизнь

Они посмотрели друг на друга, отрицательно покачивая головой.

– Кто, вы говорите, был в жюри? – спросил Бовуар.

– Анри Ларивьер, Айрини Кальфа, Элиз Джейкоб, Клара и я, – сказал Питер.

– А кто еще мог ее видеть? – снова спросил Гамаш.

Это был критический вопрос. Убийца расправился с Джейн из-за «Ярмарочного дня». Он или она должны были видеть картину и угрозу, которую она несет, и этого было достаточно, чтобы изменить картину и убить Джейн.

– Айзек Кой, – сказала Клара. – Он попечитель. И не исключено, что любой, кто заходил на другую выставку – абстрактного искусства, мог забрести в хранилище и увидеть ее.

– Но это маловероятно, – возразил Гамаш.

– Да, такую случайность можно исключить, – сказала Клара. Она поднялась. – Извините, кажется, я оставила сумочку у Джейн. Сбегаю и возьму.

– В такую бурю? – недоуменно спросила Мирна.

– Я, пожалуй, пойду домой, – сказал Бен. – Если больше ничем не могу быть полезен.

Гамаш покачал головой, и собравшиеся начали потихоньку расходиться. Один за другим они уходили в черноту, инстинктивно поднимая руки, чтобы защитить лицо. Ночь была наполнена струями дождя, мертвыми листьями и бегущими людьми.

Клара хотела подумать, а для этого она должна была добраться до своего безопасного места, каким стала кухня Джейн. Она включила весь свет и опустилась в одно из больших старинных кресел рядом с печкой.

Неужели это возможно? Она явно что-то упустила. Что-то забыла или вложила во что-то чуждый ему смысл. Впервые это пришло ей в голову, когда она разглядывала «Ярмарочный день» во время вечеринки, хотя эта идея забрезжила в ее голове немного раньше, еще в Уильямсбурге. Но тогда она отринула эту мысль. Слишком мучительно. Слишком близко. Невыносимо близко.

Но эта же самая треклятая мысль неумолимо вернулась к ней только что в гостинице. Они рассматривали картину, и все вдруг встало на свои места в ее голове. Все улики, все намеки. Все логично соединилось. Домой она пойти не могла. Пока не могла. Она боялась идти домой.

– И что вы думаете? – спросил Бовуар, сидевший в кресле напротив Гамаша.

Николь расположилась на диване с журналом, наказывая Гамаша своим молчанием. Габри и Оливье отправились спать.

– Йоланда, – ответил Гамаш. – Я то и дело возвращаюсь к этому семейству. Столько ниточек ведут прямо к нему. История с киданием помета, обклейка стен обоями. У Андре есть охотничий лук.

– Но у него нет рекурсивного лука, – мрачно возразил Бовуар.

– Он мог его уничтожить, – сказал Гамаш. – Но зачем вообще им пользоваться, вот в чем вопрос. Зачем кому-то использовать старый лук вместо нового, композитного?

– Если только это не сделала женщина, – сказал Бовуар. Это была его любимая часть работы – сидеть вечерком с шефом перед камином со стаканчиком в руке и обсуждать обстоятельства преступления. – Рекурсивным пользоваться проще, к тому же он легче. Мы видели это по Сюзанне Крофт. Она не смогла выстрелить из современного лука, но старым явно пользовалась. И мы снова возвращаемся к Йоланде. Она знала о художнических способностях тетушки лучше, чем кто-либо другой, а искусство в семье играло немалую роль. Если покопаться, то мы, вероятно, обнаружим, что она когда-то рисовала. Тут все рисуют. Я думаю, это закон.

– Хорошо, давай подумаем. Зачем Йоланде убивать Джейн?

– Ради денег или ради дома, что в принципе одно и то же. Она, наверное, думала, что является наследницей. Возможно, дала взятку этому жулику-нотариусу в Уильямсбурге, чтобы получить информацию. А то, что ей позарез нужно было узнать, что там написала тетушка в завещании, сомнений не вызывает.

– Согласен. Но как это связано с «Ярмарочным днем»? Что такого было в этой картине, что Йоланда решилась ее переделать? На картине изображено заключительное шествие ярмарки, состоявшейся в этом году, но, кажется, это своего рода дань Тиммер Хадли. Как могла Йоланда увидеть эту картину? А если и увидела, то зачем ей что-то менять?

Ответа на этот вопрос не было. После нескольких минут молчания Гамаш продолжил:

– Хорошо, давай подумаем о других. Как насчет Бена Хадли?

– Почему он? – спросил Бовуар.

– У него есть доступ к лукам, есть навыки, он хорошо знает местность, мисс Нил доверилась бы ему. И он умеет рисовать. Вполне подходящая кандидатура. К тому же он член совета Уильямсбургской выставки и у него есть ключ от галереи. Он мог в любое время пройти туда и увидеть «Ярмарочный день».

– Мотив? – спросил Бовуар.

– С мотивом проблема. Очевидного мотива нет, верно? Зачем ему убивать Джейн Нил? Денег это ему не могло принести. Тогда для чего?

Гамаш, терзая свой мозг, смотрел на умирающее пламя в камине. Он спрашивал себя, не слишком ли он упорствует, не пытается ли исключить иной напрашивающийся вывод.

– Да что тут голову ломать? Это сделал Питер Морроу. Больше некому.

Гамашу не нужно было поднимать глаза – он и так знал, кто это говорит. Тыква на обложке «Хэрроусмит кантри лайф» обрела голос.

Клара смотрела на свое отражение в окне кухни Джейн и видела призрачную, испуганную женщину. Ее гипотеза была логична.

«Забудь об этом, – говорил ей внутренний голос. – Это не твое дело. Пусть полиция строит гипотезы. Бога ради, помалкивай». Это был такой соблазнительный голос, обещавший мир и спокойствие, продолжение ее прекрасной жизни в Трех Соснах. Не послушайся она этого голоса – и ее нынешняя жизнь будет уничтожена.

«Что, если ты ошибаешься? – нашептывал ей голос. – Ведь это может нанести ущерб многим людям».

Но Клара знала, что не ошибается. Она боялась потерять эту жизнь, которую так любила, этого человека, которого любила.

«Он впадет в бешенство. Будет все отрицать, – громко кричал запаниковавший теперь голос в ее голове. – Он собьет тебя с толку. Заставит тебя стыдиться того, что тебе в голову пришла такая мысль. Лучше ничего не говорить. Ты можешь потерять все, а не приобретешь ничего. И никому нет нужды знать. Никто никогда не узнает, что ты ничего не сказала».

Но Клара знала: этот голос лжет. Он ей всегда лгал. Клара это знала, и это знание так или иначе уничтожит ее жизнь.

Гамаш лежал в кровати и разглядывал «Ярмарочный день». В его голове крутились разговоры и обрывки разговоров, а он рассматривал стилизованные фигуры людей, животных и вспоминал, кто что говорил в то или иное время на протяжении последних двух недель.

Иветт Николь была права. Наиболее вероятным подозреваемым является Питер Морроу, но против него не было улик. Гамаш знал, что наилучшая возможность поймать Питера за руку – это установить факт его манипуляций с картиной и завтрашняя экспертиза. «Ярмарочный день» был для них дымящимся пистолетом в руке преступника. Но по мере, того как он разглядывал лица на картине, у него родилась еще одна мысль, такая неожиданная, что он и допустить ее не мог. Он сел на кровати. На убийцу Джейн Нил указывает вовсе не то, что есть на этой картине. Наоборот, на него указывает то, чего на картине нет. Гамаш вскочил с кровати и быстро оделся.