Либба Брэй - Пророки

– Нет, – шепнула она. – Не надо.

В конце коридора мелькнул свет, распахнулась дверь. Она бросилась туда. Ее пальцы будто горели огнем.

Свист стал громче, и Тета поняла, что теперь он позади нее. Аварийные лампочки принимались мигать и отключаться, когда она их миновала. Тета оступилась и рухнула на колени, сжав зубы от боли. Когда она оперлась рукой о стену, то почувствовала, как дерево раскаляется и поддается под ее ладонью. Выдохнув, Тета оттолкнулась от стены и из последних сил бросилась к двери. Дверь, дверь, дверь… Входная дверь, ее путь к спасению, билет на свободу. Дверь, которая сейчас оказалась запертой.

Мемфис проснулся от странного, тревожного ощущения: что-то случилось. Повернув голову, он увидел, что постель Исайи пуста, тут же вскочил и тихо прокрался по дому. Сердце испуганно стучало у него в груди. Мемфис проверил кухню и ванную. Октавия мирно посапывала в своей кровати, и он постарался не разбудить ее. Затем выглянул в окно гостиной и увидел, что его младший брат в пижаме стоит в холодном саду. Он бросился к нему.

– Исайя, ты что тут делаешь? – Он встряхнул его за плечи. Исайя был совсем холодный.

– Разговаривал с Гэбриэлом. – Мальчик стучал зубами от холода. Он смотрел перед собой невидящими глазами, находясь в трансе. – Мемфис, брат, – прошептал он. – Шторм надвигается. Шторм надвигается…

– Что, ради всего святого, здесь происходит? – из дома выглянула Октавия в ночной рубашке. – Что вы делаете в саду посреди ночи?

– Исайе приснился кошмар. Ну же, снеговик, просыпайся!

– И девятое жертвоприношение стало приношением тлена и греха… – проговорил Исайя. У него закатились глаза и стал дергаться рот.

Октавия в ужасе закрыла рот рукой.

– Господи Иисусе. Мемфис, помоги мне занести его внутрь.

Они отнесли бьющегося в судорогах Исайю в дом и положили на кровать. Октавия рухнула на колени перед кроватью, одну руку положив мальчику на лоб, другой схватившись за сердце.

– На колени, Мемфис Джон! Помолись со мной. Мы изгоним дьявола из этого ребенка.

– В Исайе нет дьявола! – воскликнул Мемфис.

– Они идут, брат… – шепнул Исайя, и его поразила новая волна судорог.

Мемфис с ужасом смотрел на все происходящее в спальне. Его лучший друг погиб страшной смертью. Его брата одолевают видения. Его мать слегла в могилу и теперь приходит к нему во сне. Отец уехал прочь и уже не вернется назад. Мемфис устал от всего этого. Ему хотелось забрать с собой Тету и сбежать прочь из этого ужасного мира.

– …Он покоит меня на злачных пажитях, – пылко молилась Октавия. – И водит меня к водам тихим, подкрепляет душу мою, направляет меня на стези правды… Куда ты идешь, Мемфис Джон?

– Прочь отсюда! – прорычал он, набросил пальто поверх пижамы, сунул босые ноги в ботинки и бросился вон из дома, ведомый слепой яростью. Опустился густой туман, он окутал фонари зыбкой вуалью и превратил весь Гарлем в призрачный город. Редкие человеческие силуэты мелькали в нем подобно теням. Мемфис развернулся и пошел в центр.

Почему все это происходит? Что, если Исайю поразила та же болезнь, что и маму? Они даже не подозревали, насколько все плохо, пока не стало слишком поздно. Может быть, это было предупреждение? Он вспомнил слова сестры Уолкер: что Исайя, как радио, улавливает все сигналы. На какую волну он настроился теперь, и как сделать так, чтобы все это прекратилось?

Он пришел в себя только перед кладбищем «Тринити». Раскрытая калитка скрипела на ветру. Почему она не заперта? Дорогу вдруг перебежала черная кошка, и Мемфис испуганно зашикал на нее:

– Пшла! Прочь!

Он поежился: непонятно почему, резко похолодало. Дело было не в ветре – вся природа замерла без единого движения. Не качались ветви деревьев, и ни одного листочка не дрогнуло. Мемфис почувствовал, как у него по рукам и шее пробежали мурашки. Ему почему-то захотелось бегом броситься домой, забиться в угол кровати и с головой укрыться одеялом.

– Кар-р! – на голой ветви засохшего дерева сидел ворон и смотрел на него.

– Оставь меня в покое! – крикнул ему Мемфис.

И тут он увидел силуэт человека, стоявшего посреди кладбища в тумане. Он не шевелился, а просто стоял на месте.

– Мемфис…

Голос был резкий и шершавый, как шелест сухих листьев в канаве. Мемфис стоял, не шевелясь, если не считать его дрожавших коленей. Его дыхание выходило прерывистой паровой азбукой Морзе. Он попытался заговорить, но пересохший язык будто прилип к небу.

– Гэйб?

Фигура поманила его к себе.

– Брат…

Ворон снова каркнул, и Мемфис засмеялся от ужаса. Он совершенно точно сходил с ума – вот в чем было дело. Он уснул, видел какой-то страшный кошмар и попросту не мог проснуться. С чувством полной обреченности Мемфис последовал за призрачной фигурой в глубь окутанного туманом кладбища и оказался у мавзолея, где убийца распял Гэйба в тот страшный день. Друг стоял перед ним в том самом костюме, в котором его похоронили. От его лица исходило легкое мерцание, и весь он слегка светился по краям, фосфоресцировал, как редкая глубоководная рыба, по ошибке заплывшая на мель. Мемфис услышал звук, долгий и пронзительный, как самая высокая нота трубы. Он разрывал его уши и проникал в самое сердце, заставляя его биться, как загнанного зверя. Силы оставили Мемфиса, и он рухнул на холодную землю, не в состоянии пошевелиться. Силуэт Гэйба перед его глазами стал мерцать и меняться, проходя разные фазы: его преданный друг, смеющийся дьявол, полуразложившаяся мертвая маска, по которой ползают опарыши, веки зашиты, и нет языка.

Раздался голос Гэйба, нечеткий, утомленный, словно дававшиеся с трудом слова были последними, какие он мог вымолвить:

– На перекрестке тебя заставят сделать страшный выбор, брат. Бойся того, кто может работать двумя руками. Не позволяй оку увидеть тебя…

Мемфис забился в судороге. Звук трубы достиг такой неправдоподобной высоты, что ему хотелось вопить от боли в ушах. Туман окутал Гэйба мерцающей мантией, и последнее, что Мемфис услышал перед тем, как потерять сознание, были слова друга:

– Шторм надвигается… Все будут нужны…

Сестра Уолкер сидела за кухонным столом в ночной рубашке, с головой, повязанной шарфом, перед нетронутой чашкой кофе и внимательно слушала рассказ Мемфиса о погибшем друге. Пока он испуганно и сбивчиво рассказывал свою фантастическую историю, она хранила невозмутимое молчание: с самых слов о предсказании Исайи и до происшествия на кладбище «Тринити». Ни один мускул на ее лице не дрогнул и тогда, когда Мемфис рассказал о предупреждении Гэйба – что надвигается шторм – и о том, что он растворился в тумане. Когда Мемфис закончил, сначала ему ответили только монотонное тиканье часов на кухне и робкий молочный свет раннего утра в окне.