Агата Кристи - Лощина

Когда Мидж спустилась к завтраку, она была поражена – Эдвард теперь, когда рядом не было Джона Кристоу, снова стал самим собой. Он выглядел более уверенным, не таким замкнутым и нерешительным. Эдвард любезно разговаривал с Дэвидом, который по-прежнему смотрел сердито и отвечал неохотно.

– Дэвид, вы должны чаще приезжать в Эйнсвик. Мне хотелось бы, чтобы вы чувствовали себя там как дома и получше познакомились с имением.

Накладывая себе джем, Дэвид холодно ответил:

– Такие большие имения абсолютно нелепы. Их необходимо разделить.

– Надеюсь, это произойдет после меня, – улыбаясь сказал Эдвард. – Мои арендаторы довольны.

– А не должны бы! – заявил Дэвид. – Никто не должен быть доволен.

– «Если бы мартышки были довольны своими хвостами», – проговорила леди Энкейтлл, стоя у буфета и рассеянно глядя на блюдо с почками. – Эти стихи я учила еще в детстве и никак не могу припомнить, как дальше. Я должна поговорить с вами, Дэвид, и узнать от вас новые идеи. Насколько я поняла, нужно всех ненавидеть и в то же время предоставить им бесплатное образование и медицинское обслуживание. Бедняги! Эти беспомощные детишки, толпящиеся каждый день в школах… и рыбий жир, который насильно вливают младенцам, хотят они того или нет… Препротивно пахнущая жидкость!

«Люси, – подумала Мидж, – ведет себя как всегда». Гаджен, мимо которого Мидж прошла в холле, тоже выглядел как всегда. Жизнь в «Лощине», казалось, опять шла своим чередом. С отъездом Герды все происшедшее стало похоже на страшный сон. Вскоре послышался скрип колес по гравию, и машина сэра Генри подъехала к дому. В Лондоне он переночевал в клубе и выехал рано.

– Ну как, дорогой, – спросила Люси, – все в порядке?

– Да, секретарь – очень компетентная девушка – была на месте и все взяла на себя. Там, кажется, была сестра. Ее вызвала секретарша.

– Я так и думала, – сказала леди Энкейтлл. – Из Танбридж-Уэллс.

– Кажется, Бексхилл [50], – взглянув с недоумением на жену, ответил сэр Генри.

– Бексхилл? Пожалуй… Да, вполне возможно, – после некоторого раздумья согласилась леди Энкейтлл.

Подошел Гаджен:

– Сэр Генри, звонил инспектор Грэйндж. Заседание суда назначено на среду в одиннадцать часов.

Сэр Генри кивнул головой.

– Мидж, – сказала леди Энкейтлл, – ты позвонила бы в свой магазин…

Мидж медленно пошла к телефону. Вся жизнь ее протекала так размеренно и заурядно… Она чувствовала, что ей не хватит слов, чтобы объяснить хозяйке магазина, почему после четырех выходных она все-таки не может вернуться на работу. Сказать, что она замешана в убийстве… Это звучит просто дико! Дико! К тому же мадам Элфридж – особа, которой не так-то просто что-либо объяснить…

Мидж решительно вздернула подбородок и сняла телефонную трубку.

Разговор вышел таким, как она и ожидала. Противный хриплый голос той ядовитой коротышки прозудел:

– Что такое, мизз Харуказзл? Змерть? Похороны? Вы прекраззно знаете, что у меня не хватает людей! Вы думаете, я буду терпеть важи оправдания? О конежно, вы там, полагаю, развлекаетезь!

Мидж, прервав ее, объяснила все коротко и понятно.

– Полизия?! Вы зказали полизия… – Голос мадам Элфридж сорвался на визг. – Вы зпутались з полизия?!

Стиснув зубы, Мидж продолжала объяснять. Как грязно опошлила эта женщина на другом конце провода случившееся у них горе. Вульгарное полицейское дело! Сколько же желчи в этом существе!

В комнату вошел Эдвард, но, увидев, что Мидж говорит по телефону, хотел было уйти. Она остановила его:

– Останьтесь, Эдвард. Пожалуйста, прошу вас!

Присутствие Эдварда давало ей силу противостоять ядовитым замечаниям, сыпавшимся ей в ухо. Она убрала руку, которой закрывала трубку.

– Что? Да, извините, мадам. Но, видите ли, это не моя вина…

Противный хриплый голос продолжал сердито кричать:

– Кто эти важи друзья? Что это за люди, езли у них в доме полизия и убийство? Мне вообже хочется, чтобы вы не возвражжализ! Я не могу допузтить, чтобы позтрадала репутазия моего магазина!

Мидж отвечала покорно и уклончиво. Наконец со вздохом облегчения положила трубку. Ее подташнивало и всю трясло.

– Это место, где я работаю, – объяснила она. – Я должна была сообщить, что не могу вернуться до вторника из-за судебного разбирательства и… полиции.

– Что собой представляет этот магазин одежды, где вы работаете? Надеюсь, хозяйка магазина вела себя порядочно? Она симпатичная, приятная женщина?

– Я бы этого не сказала! Она из Уайтчепла [51]. С крашеными волосами и голосом как у коростеля [52].

– Но, Мидж, милая…

Выражение ужаса на лице Эдварда почти заставило Мидж рассмеяться – он выглядел таким озабоченным.

– Дитя мое… вы не должны работать в этом магазине. Если уж работать, надо выбрать место с приятным окружением, чтобы вам были по душе люди, с которыми общаешься.

Мидж мгновение смотрела на него, не отвечая.

«Ну, как ему объяснишь, – думала она, – такому человеку, как Эдвард? Что он знает о рынке труда, о работе?» В душе Мидж внезапно поднялась волна горечи. Люси, Генри, Эдвард… да, даже Генриетта… всех их отделяет от нее непреодолимая пропасть… пропасть, разделяющая праздных людей и работающих. Они не имеют представления о том, как трудно найти работу, а уж если нашел, то чего стоит ее не потерять! Конечно, можно сказать, что ей, собственно говоря, нет надобности зарабатывать на жизнь. Люси и Генри с удовольствием взяли бы ее к себе… или с равным удовольствием могли бы выделить ей содержание. Эдвард охотно сделал бы то же самое. Но что-то не позволяло ей принять легкую жизнь, предлагаемую состоятельными родственниками. Изредка приезжать и погружаться в прекрасно налаженную, роскошную жизнь «Лощины» – само по себе превосходно! Этим Мидж могла наслаждаться. Однако стойкий дух независимости удерживал ее от того, чтобы принять такую жизнь из чьих-то рук. Это же чувство не разрешало Мидж открыть собственное дело – не хотела одалживаться у родственников и друзей. Она вдоволь насмотрелась, чем это кончается.

Мидж не хотела ни брать деньги взаймы, ни пользоваться протекцией. Она сама нашла себе работу на четыре фунта в неделю, и мадам Элфридж, нанявшей ее в надежде, что Мидж направит в ее магазин своих друзей из фешенебельного общества, пришлось разочароваться. Мидж стойко отклоняла подобные попытки всех друзей и знакомых.

Мидж не питала никаких иллюзий в отношении своей работы. Она испытывала отвращение к магазину, к мадам Элфридж, к постоянному раболепству перед раздражительными и дурно воспитанными покупательницами, но она очень сомневалась в том, что сможет найти другое, более приятное место, ведь у нее не было никакой специальности.

Разглагольствования Эдварда о том, что перед ней открыт широкий выбор, невыносимо ее раздражали. Как он мог жить в мирке, настолько оторванном от реальности?