Марк Леви - Другое счастье

– Знаю, ты выпутаешься. Всей душой надеюсь на это. Беги! А мне не хочется сразу возвращаться в школу, лучше побуду немного здесь. Оставь счет, я сама заплачу, для меня это удовольствие и честь.

Агата обняла Веру и прошептала ей на ухо:

– Обязательно скажи своим ученикам, что мы сражались ради них, совершали ужасные ошибки, но всегда имели светлую цель – более справедливый мир.

– Будь уверена, старушка, я повторяю им это из года в год.

Он впервые ее увидел, и его сердце бешено заколотилось. Одной рукой он взялся за рукоятку револьвера, другой за ручку двери, и обе руки дрожали. Пока Агата выходила из кафе, он боролся с мерзким ощущением, что ноги у него стали ватными, что весь он – руина, которой пришло время развалиться. Она была рядом, совсем близко, шагала по противоположному тротуару, садилась в машину, которую он так упорно выслеживал. Она села на переднее сиденье, а он так и остался в своем «форде», словно разбитый параличом.

«Олдсмобиль» резко рванул с места и помчался по бульвару Оклахома.

– Ну что, стоило так рисковать?

– Ты когда-нибудь прекратишь задавать дурацкие вопросы? Ты уже об этом спрашивала! Стоило ли встречаться с Раулем? Разве ты не нашла с ним общий язык? Тебе уже встречались в жизни такие мужчины, как он? Твоего Фрэнка можно с ним сравнить?

– У вас плохое настроение?

– Я в бешенстве, готова рвать и метать, если так тебе больше нравится. Не желаю расходовать на тебя нервы, так что лучше заткнись, дай успокоиться!

– Что такое Соледад? – как ни в чем не бывало спросила Милли.

Агата вздохнула.

– Соледад – исправительное учреждение, где отбывал срок один невинный заключенный, ставший легендой. Чему вас вообще учат в этой проклятой стране?

– Не таким замшелым древностям. Не желаете устранить пробел в моем образовании? – спросила Милли шутливо.

– Джордж Джексон провел детство в негритянских гетто Чикаго и Лос-Анджелеса. Как многие молодые люди, он жил в крайней нужде и, совершая мелкие правонарушения, попал на заметку. В восемнадцать лет его обвинили в соучастии в краже: он сидел за рулем машины, в которой пытался скрыться его приятель, стянувший на автозаправочной станции шестьдесят долларов. Ему подсказали признать вину, пообещав максимальное наказание – всего год отсидки в окружной тюрьме. Он подписал признание, а ему вместо обещанного года влепили максимальный срок – пожизненный – и упекли в исправительную тюрьму.

– За несчастные шестьдесят долларов?

– Которые он, заметь, украл не сам. Такие приговоры были настоящим позором: заключенный попадал в полную зависимость от комитета, собиравшегося раз в год и решавшего его судьбу в зависимости от поведения. Джексон был чернокожим, поэтому его дни и ночи проходили в бесконечных издевательствах, жестокости, унижениях. Он оказался непокорным заключенным. Всякий раз, когда он принимался бунтовать, его сажали в карцер – закуток, заваленный нечистотами, без вентиляции. Ему запрещалось мыться, он был вынужден справлять нужду прямо на пол, здесь же спать и есть.

– Вы были с ним знакомы?

– Нет, для этого я была слишком молода. Начальство быстро навесило на Джексона ярлык политического активиста, человека, которого невозможно сломить. В 1970 году, когда он уже просидел целых десять лет, в тюрьме открыли новый дворик, куда надзиратели смеха ради втолкнули десятерых белых и семерых черных. Черных подобрали были самыми отчаянными, белые – крайними расистами. На сторожевой башне дежурил снайпер, вооруженный винтовкой с оптическим прицелом. То, что должно было произойти, произошло: вспыхнула драка, и стрелок опустошил магазин винтовки. Трое чернокожих были убиты, один белый был ранен в бедро. Одного из раненых негров оставили истекать кровью прямо во дворике, хотя рядом находился лазарет.

Тюрьма взбунтовалась. В кои-то веки черные, белые и мексиканцы выступили сообща и объявили голодовку. Через три дня большое жюри присяжных округа решило, что снайпер действовал в пределах допустимой самообороны. В тот день, когда был вынесен этот вердикт, один из тюремщиков Соледад был найден мертвым, и Джексон, на которого у начальства давно имелся зуб, был вместе с еще двумя заключенными обвинен в убийстве и приговорен к смерти. Охранник убивает трех негров и выходит сухим из воды, охранник найден мертвым – и трех чернокожих сажают на электрический стул. Что это, как не пародия на правосудие? Их процесс стал символом государственного расизма, эту троицу узников окрестили «братьями Соледад».

– Их казнили?

– Нет. По всей стране возникали комитеты в их защиту. Два адвоката, взявшиеся за их дело, сумели изобличить подлого судью-расиста, стремившегося любой ценой их обвинить, и добились, чтобы местом судебного процесса стал Сан-Франциско. Пресса в Соледад и окрестностях уже объявила их виновными. Армия их сторонников росла, комитеты защиты становились все представительнее, оправдания всех троих требовали самые видные активисты.

– Они не были виновны?

– Если ты перестанешь все время меня перебивать, то я смогу тебе рассказать, что с ними было дальше. У Джексона был младший брат, которого он очень любил, хоть и лишен был возможности видеть; брат – его звали Джонатан – тоже был очень к нему привязан. Джонатан считал старшего брата героем, жертвой вопиющей несправедливости. На суде, решавшем судьбу троицы, Джонатан, тогда еще мальчишка, вскочил через несколько секунд после начала заседания, извлек из-под пальто обрез, а подсудимым бросил пистолеты, которые пронес в зал в бумажном пакете. «Довольно! – крикнул он. – Решать буду я! Свободу братьям Соледад!» Они взяли заложников и удрали в пикапе под огнем полиции. Двое сбежавших подсудимых, один заложник и Джонатан погибли от пуль. После смерти брата Джексон вступил в переписку с семьей и близкими, рассказывая о своей повседневной жизни и борьбе. У него открылся талант писателя, его тексты опубликованы в сборнике, посвященном памяти младшего брата. Книга пользовалась успехом, его переводили на другие языки и издавали за границей, привлекая внимание к судьбе Джексона, к несправедливости, жертвой которой он пал, к зверствам пенитенциарной системы, к расизму в сфере правосудия. Прокуратура решила заткнуть ему рот, и год спустя Джексон был убит якобы во время попытки побега из тюрьмы Сен-Квентин, куда его перевели. Его убили, но не вытравили память о человеке и о его деле. Братья Соледад стали бессмертным символом, а их палачи канули в безвестность.

То ли инстинкт, то ли предчувствие заставило Агату оглянуться.

– Прибавь скорость, только плавно. – С этими словами она опустила солнечный козырек.