Ю Несбё - Сын

Сонни покачал головой и отвел в сторону полу пиджака. Бок чистой рубашки, которую он одолжил у Симона, был красным.

Симон тихо выругался:

– Этот хрен открыл твою рану?

Сонни пожал плечами.

Симон снова стал обследовать улицу взглядом. На ней запрещена парковка, нет открытых магазинов, только запертые ворота во внутренние дворы. Куда он мог направиться? «Посмотри на это с другой точки зрения, – подумал Симон. – Надо компенсировать слепоту. Впустить…» Он отвел глаза в сторону. Зрачки среагировали на что-то. Яркая вспышка солнечного света, отраженного от маленького движущегося кусочка стекла. Или металла. Латунь.

– Пошли, – сказал Сонни. – Поищем в ресторане, может, он…

– Нет, – тихо произнес Симон.

Латунная дверная ручка. Жесткие пружины, благодаря которым дверь, скользя, закрывается за спиной вошедшего. Всегда незапертая.

– Теперь я вижу его.

– Ты его видишь?

– Дверь церкви, вон там, видишь?

Сонни уставился в указанном направлении.

– Нет.

– Она закрывается. Он зашел в церковь. Вперед.

Симон побежал. Он ставил одну ногу перед другой и отталкивался. Это несложное движение он повторял с детства. Симон бегал и бегал, с каждым годом все быстрее. А потом с каждым годом все медленнее. Ни колени, ни дыхалка не хотели сотрудничать с ним, как раньше. Ему удалось не отставать от Сонни первые двадцать метров, а потом мальчишка от него убежал. Он находился метров на пятьдесят впереди него, и Симон увидел, как он одним прыжком перемахнул через три ступеньки, ведущие в церковь, потянул тяжелую дверь и скрылся внутри.

Симон замедлил скорость и стал ждать звука. Хлопающего, почти ребяческого звука пистолетного выстрела, доносящегося из закрытого помещения. Звука он не услышал.

Он поднялся по лестнице, открыл тяжелую дверь и вошел в помещение.

Запах. Тишина. Тяжесть убежденности множества думающих людей. Ряды скамеек были пусты, но у алтаря горели свечи, и Симон вспомнил, что через полчаса должна начаться утренняя месса. Свечи бросали отблески на погибающего на кресте Спасителя. Потом он услышал тихий голос, говорящий нараспев, и повернулся налево.

Сонни сидел в открытой части исповедальни, направив ствол «узи» на перфорированную деревянную перегородку, ведущую в соседнюю часть, почти полностью закрытую черной занавеской, в которой оставалась только малюсенькая щель, и в ней Симон увидел руку. А по каменному полу медленно расползалась лужа крови, текущей из-под занавески.

Симон подкрался ближе и услышал шепот Сонни:

– Все земные и небесные боги сжалились над тобой и простят тебе твои прегрешения. Ты умрешь, но душа прощенного грешника отправится в рай. Аминь.

Стало тихо.

Симон увидел, как Сонни прижал палец к курку.

Симон засунул пистолет в наплечную кобуру. Он не собирался ничего предпринимать, абсолютно ничего. Приговор мальчишки вынесен и должен быть приведен в исполнение. А приговор ему самому будет вынесен позже.

– Да, мы убили твоего отца, – раздался из-за занавески слабый голос Близнеца. – Нам пришлось. Я получил сообщение от крота, что твой отец собирается его убить. Ты слышишь?

Сонни не ответил. Симон затаил дыхание.

– Это должно было произойти той же ночью в средневековых руинах в Маридалене, – продолжал Близнец. – Крот сказал, что полиция все равно висит у него на хвосте и что его провал – дело времени. Поэтому он хотел, чтобы мы выдали убийство за самоубийство. Чтобы представили твоего отца кротом, и тогда полиция прекратит охоту. Я согласился. Я должен был защитить своего крота, да?

Симон увидел, как зашевелились влажные губы Сонни:

– И кто же он, твой крот?

– Этого я не знаю. Клянусь. Мы общались исключительно по электронной почте.

– Ну так и не узнаешь никогда. – Сонни снова поднял «узи» и положил палец на курок. – Ты готов?

– Подожди! Тебе необязательно убивать меня, Сонни, я и так истеку здесь кровью и умру. Единственное, о чем я прошу, – позволь мне перед смертью проститься с моими близкими. Я позволил твоему отцу на прощание написать, что он любит тебя и твою мать. Разве ты не окажешь этому грешнику ту же милость?

Симон видел, как опускается и поднимается грудь Сонни, а на лице ходят желваки.

– Нет, – сказал Симон. – Не делай этого, Сонни. Он…

Сонни повернулся к нему. Взгляд его был мягким. Как у Хелене. Он уже опустил «узи».

– Симон, он просит всего лишь о…

В щели занавески Симон заметил движение, перемещение руки. Позолоченную зажигалку-пистолет. И уже в тот момент он понял, что времени не хватит. Не хватит времени предупредить Сонни, чтобы он успел среагировать, не хватит времени, чтобы выхватить пистолет из наплечной кобуры, не хватит времени дать Эльсе то, чего она заслуживает. Он стоял на перилах моста через реку Акерсельва, а под ним бурлил водопад.

Симон прыгнул.

Прыгнул из жизни в чудесное крутящееся колесо фортуны. Для этого не нужны были ни ум, ни мужество, только безрассудство того прóклятого, кто хочет сыграть с будущим, которое ценит не слишком высоко, и кто знает, что может потерять меньше остальных. Прыгнул в открытое пространство между сыном и перфорированной перегородкой. Почувствовал удар. Ощутил укус, парализующий укол холода или жары, разорвавший тело пополам и нарушивший все связи.

Потом раздался другой звук. «Узи». Голова Симона лежала на полу исповедальни, и он чувствовал, как щепки перегородки дождем падают на его лицо. Он услышал крик Близнеца, поднял голову и увидел, как Близнец вывалился из исповедальни и повалился между скамьями, а в его одетую в пиджак спину пчелиным роем вонзились пули. Стреляные гильзы от «узи», все еще горячие, падали на Симона и щипали лоб. Близнец перевернул скамейки по обе стороны от себя, повалился на колени, но продолжал двигаться. Он отказывался умирать. Это было неестественно. Когда много лет назад Симон обнаружил, что мать одного из наиболее разыскиваемых преступников работает в их собственных стенах уборщицей, он навестил ее. Первое, что она сказала: Леви был неестественным. Она, как мать, конечно же, любила его, но он пугал ее с самого рождения, когда появился на свет таким огромным. Она рассказала, как маленький, но крупный Леви однажды, как обычно, отправился с ней на работу, потому что дома за ним некому было присмотреть. Он стоял и смотрел на свое отражение в воде, налитой в ведро на тележке с инвентарем. Он заявил, что в ведре кто-то есть, кто-то, кто выглядит в точности как он. Сиссель сказала, что они могут поиграть, и пошла выносить мусорные корзины. Когда она вернулась, мальчик торчал вверх ногами из ведра и судорожно размахивал ими. Его плечи застряли внутри, и ей пришлось напрячь все свои силы, чтобы вытащить его. Он насквозь промок и посинел, но вместо того, чтобы заплакать, как поступило бы большинство детей, он рассмеялся. И сказал, что его Близнец был плохим и попытался убить его. Она иногда задавалась вопросом, откуда он появился, и сказала, что почувствовала себя свободной только в тот день, когда он от нее съехал.