Ю Несбё - Сын

– О’кей. – Мария понажимала еще какие-то кнопки и вернула ему аппарат. – Вот. Теперь он в режиме поиска.

– Большое спасибо.

Марта закончила, оставалось только разобраться с волосами на шее, и она вспомнила, что нашла бритвенное лезвие, приклеенное к оконному стеклу, в комнате, которую убирала сегодня днем. Бритвенное лезвие, наверняка использовавшееся для измельчения порошка, предназначенного для вдыхания, она положила на кухонный стол, чтобы выкинуть в первое же принесенное ведро со шприцами. Она зажгла спичку, подержала лезвие несколько секунд над огнем и сунула под холодную воду, зажав между большим и указательным пальцем.

– Сейчас сиди совершенно спокойно, – велела она.

– Мм, – ответил парень, набиравший что-то в телефоне.

Марта содрогнулась, когда увидела, как тонкое стальное лезвие скользит по мягкой коже на шее, как отсекаются и падают волосинки. Мысль появилась автоматически: как мало надо. Как мало отделяет жизнь от смерти. Счастье от несчастья. Наполненное смыслом от бессмысленного.

Но вот дело было сделано. Марта заглянула ему через плечо и увидела, какое имя он набрал, и крутящийся значок ожидания результатов поиска.

– Вот так, – произнесла она.

Он запрокинул голову и посмотрел на нее:

– Спасибо.

Она взяла полотенца и поспешила в моечную, чтобы не разбросать состриженные волосы.

Йонни Пума лежал в темноте, повернувшись лицом к стене, и слушал, как тот вошел в дверь, беззвучно закрыл ее за собой и проскользнул в комнату. Но Йонни не спал и был готов. Парень познакомится с железными когтями Пумы, если попытается взять его наркотики.

Однако парень не стал приближаться к нему. Йонни услышал, как открывается дверь шкафа.

Он повернулся в постели. Это был личный шкаф парня. Ладно, значит, он уже проверил шкаф Йонни, пока тот спал, и обнаружил, что взять там нечего.

Полоска света просочилась между шторами и упала на парня. Пума придвинулся ближе.

Парень вынул что-то из красной сумки, и теперь Йонни увидел, что именно. Парень встал на цыпочки и спрятал вещицу в пустую коробку от кроссовок, которую убрал на верхнюю полку.

Когда парень закрыл шкаф и повернулся, Йонни быстро зажмурился.

К черту, подумал он, не открывая глаз. Но он знал, что сегодня ночью спать не будет.

Маркус зевнул, приложил глаз к биноклю и стал разглядывать луну, висевшую над крышей желтого дома. Потом он снова направил бинокль на сам дом. Сейчас в нем было совсем тихо. Больше ничего не происходило. Но вернется ли сын обратно? Маркус надеялся, что да. Может быть, Маркус узнает, зачем ему понадобилась та вещь, та старая блестящая штуковина, лежавшая в ящике письменного стола и пахнувшая маслом и металлом. Может быть, именно ею его отец воспользовался, когда…

Маркус снова зевнул. Сегодняшний день был наполнен событиями. Он знал, что сегодня ночью будет спать как убитый.

Агнете Иверсен было сорок девять лет. Впрочем, если судить по гладкой коже, острому взгляду и стройному телу, то ей можно было дать лет тридцать пять. Однако все давали ей больше из-за рано поседевших волос, консервативного, классического, вневременного стиля, которого она придерживалась в одежде, и из-за слегка старомодной речи человека с хорошим образованием. И конечно, из-за образа жизни, который семья Иверсен вела в районе Хольменколлосен, расположенном на холме над городом. Казалось, семья принадлежала к другому, прошлому поколению. Агнете была домохозяйкой, и у нее имелось два «домашних ассистента», помогавших ей содержать в порядке дом, сад, Ивера Иверсена и удовлетворять большие и малые потребности их сына, Ивера-младшего. Даже по сравнению с окружающими громадными виллами дом Иверсенов отличался своими размерами. Но работа по хозяйству была настолько выполнимой, что «домашние ассистенты» (или «слуги», как Ивер-младший немного саркастически называл их теперь, когда стал студентом и начал общаться с новыми людьми социал-демократического склада) не приходили раньше двенадцати. Это означало, что Агнете Иверсен совершенно спокойно могла встать первой, совершить утреннюю прогулку по лесу, начинавшемуся прямо от границ их владений, собрать букет ромашек, а потом приготовить завтрак для своих двух мужчин. Она сидела с чашкой чая и смотрела, как они употребляют здоровый и питательный завтрак, приготовленный ею для начала длинного и напряженного рабочего дня. Когда они закончили трапезу и Ивер-младший поблагодарил за пищу рукопожатием, как в доме Иверсенов было принято на протяжении нескольких поколений, она убрала со стола и вытерла руки о белый передник, который позже положит в корзину для грязного белья. Затем она проводила их до парадного крыльца, поцеловала каждого в щеку и увидела, как неновый, но ухоженный «мерседес» задом выезжает из гаража на две машины на яркий солнечный свет. Сейчас, во время каникул, Ивер-младший работал в семейной риелторской компании, где, как надеялись родители, он поймет, что трудиться тяжело, что ничего не дается даром и что распоряжение семейным состоянием означает не только большую честь, но и массу обязательств.

Галька на дорожке хрустела под колесами отъезжающей машины, а Агнете махала мужчинам с крыльца. И если бы кто-нибудь сказал ей, что вся эта сцена похожа на рекламный ролик пятидесятых годов, она бы рассмеялась, согласилась и не стала об этом больше думать. Потому что она жила той жизнью, какой хотела. Ее будни состояли в том, чтобы облегчить жизнь двум мужчинам, которых она любила и которые распоряжались ценностями во благо общества и семейного будущего, а что в жизни может иметь больший смысл?

Она слышала доносившиеся из кухни звуки радио: ведущий новостной программы говорил что-то о растущем количестве передозировок в Осло, о волне проституции и о беглом заключенном, который уже вторые сутки находится на свободе. Там было так грустно, в том мире. Там, внизу. Так много не функционирующих должным образом вещей, лишенных баланса и гармонии, к которым человек должен стремиться. И когда Агнете стояла и размышляла над этим, над тем, в какой прекрасной гармонии все находится: семья, хозяйство, этот день, – она обратила внимание на то, что разделяющие двухметровую, аккуратно подстриженную живую изгородь боковые ворота, которыми пользовались «домашние ассистенты», открыты.

Она рукой прикрыла глаза от солнца.

Парень, идущий по дорожке, был, похоже, ровесником Ивера-младшего, и сначала она подумала, что это его друг. Агнете расправила передник. Но когда парень подошел ближе, она поняла, что он наверняка на несколько лет старше ее сына, а уж в такой наряд, что был на нем, – немодный полосатый коричневый костюм и пара кроссовок – ни Ивер-младший, ни его друзья ни за что бы не облачились. На его плече висела красная спортивная сумка, и Агнете Иверсен подумала, не принадлежит ли он к «свидетелям Иеговы», но потом вспомнила, что они всегда ходят по двое. На коммивояжера он тоже не был похож. Молодой человек подошел к подножию лестницы.