Оливер Пётч - Дочь палача и черный монах

На почтовой станции при трактире Земера они взяли напрокат молодую сивую за два серебряных пфеннига. Заплатила Бенедикта, и Симону стало немного неловко, когда она открыла кошелек и вручила монеты управляющему. Теперь же лекарь невольно усмехался. Эта женщина не позволит мужчине над собой командовать и ничего от мужчины не примет. В этом, подумал лекарь, Бенедикта и Магдалена похожи были целиком и полностью. Возможно, не такие уж они и разные. Не исключено, что при иных обстоятельствах и из Магдалены могла бы получиться Бенедикта.

Не прошло и двух часов, как они добрались до своей цели. Лес расступился, и перед ними раскинулась широкая, укрытая снегом равнина, на которой яркими точками выделялись дома, церкви, стены и ворота. На пространстве шириной в милю человек отвоевал у окружающих зарослей кусок земли, и в центре его теперь высился монастырь Роттенбух. На дороге, выходившей из леса, Симон разглядел группу молчаливых монахов, которые подавали милостыню какому-то нищему. Крестьянин с теленком на веревке перешел главную улицу, мощенную булыжником. У многих еще не оштукатуренных зданий стояли лестницы и подмостки. Мимо путников сновали рабочие с ведрами, лопатами и мастерками. Вероятно, как и в Штайнгадене, люди были заняты тем, что разбирали руины после войны и заново отстраивали монастырь – еще больше и краше прежнего.

Симон и Бенедикта проехали через ворота к просторной площади перед Августинским каноническим монастырем. Перед ними высилась гигантская колокольня, слева находилась церковь, и рядом же стояло само здание монастыря, которое в отличие от окружавших его домов сияло свежей штукатуркой. Сначала путники отыскали постоялый двор, оставили там лошадей и потом только отправились на поиски пастора.

Симон состроил важную мину и окликнул одного из каноников, который как раз направлялся к церкви.

– Брат, одну минутку! Мы ищем почтенного настоятеля этого удивительного монастыря. Вы нам не поможете?

– Нашего досточтимого брата, благочинного Михаэля Пискатора? Тогда вам повезло.

Монах указал на старого, чуть полноватого мужчину в типичном для августинцев белом стихаре, стоявшего неподалеку с несколькими рабочими. Судя по всему, он занят был тем, что объяснял зодчим сегодняшние задачи.

– Вы застанете его, как обычно, за любимым занятием, – сказал каноник и подмигнул. – За строительством церкви. Для него это высшая форма почитания Господа.

Монах усмехнулся и скрылся за дверями монастыря.

Симон невольно подумал о настоятеле из Штайнгадена, Августине Боненмайре, который, как и пастор Роттенбуха, полностью посвятил себя восстановлению своего монастыря. Если высшее духовенство продолжит в том же духе, то в скором времени, Симон не сомневался в этом, по всему Пфаффенвинкелю будут стоять красивейшие монастыри Баварии.

– Ваше преподобие? – Бенедикта шагнула к группе и присела в реверансе перед пастором.

Как и множество других монахов, брат Михаэль, похоже, вовсе не чурался женского внимания. Он слегка насторожился, затем поклонился и протянул Бенедикте ладонь, украшенную кольцом-печаткой монастыря.

– Мое почтение, милая дама. Чем могу служить?

Рабочие и архитекторы разочарованно свернули пергаменты. Бенедикта поцеловала кольцо, Симон подскочил к ней и снял шляпу. Они решили разыграть то же самое представление, которое так удалось им в Вессобрунне.

– Позвольте мне представить даму. Перед вами не кто иная, как мадам де Буйон, придворная портниха при фаворитке французского короля, – пояснил лекарь. – Она проделала долгий путь из Парижа, чтобы взглянуть на знаменитые мощи святых Прима и Фелициана. – Симон наклонился к пастору, и голос его перешел в шепот. – Она дала обет, что не разделит с мужем постели до тех пор, пока не поцелует ноги мучеников.

Бенедикта озадаченно покосилась на него, но взгляд Симона оставался серьезным.

– Бедный супруг, – вздохнул брат Михаэль. – Что за расточительство! Могу я узнать, почему для столь далекого паломничества дама избрала именно этих святых?

– Она назвала своих новорожденных близнецов Примом и Фелицианом, – пояснил Симон твердым голосом. – Но они тяжело больны, и теперь мадам де Буйон надеется, что благодаря этому паломничеству милостивая Дева Мария услышит ее молитвы.

– Да прекратите вы уже! – прошептала ему на ухо Бенедикта. – Это уже чересчур. Нам никто не поверит.

Однако его преподобие сочувственно кивнул.

– Какое несчастье! Я лично провожу вас к реликвиям. Следуйте за мной!

Симон украдкой ухмыльнулся Бенедикте, и они последовали за настоятелем. Тот запыхтел и маленькими шажками двинулся в сторону церкви. При этом он указал на рабочих, которые влезли на подмостки и меняли старые расколотые окна на новые яркие витражи, и бросил через плечо:

– Через несколько лет этот монастырь станет жемчужиной Баварии, поверьте мне! Центром паломничества, не имеющим себе равных! Помимо останков святого Прима и святого Фелициана, у нас хранятся два зуба святой Биносы, несколько волос Девы Марии, фаланга святого Власия, череп святого Лаврентия, а также ключица святой Бригиды. Это если говорить о самых важных.

Он распахнул двери в церковь, и взору Симона предстало великолепие, которое простым местным жителям представлялось, должно быть, раем на земле. Бесконечно высокий потолок расписан был яркими образами ангелов и святых, с мраморных плит взирали предыдущие пасторы Роттенбуха, а над порталом возвышался гигантский орган с трубами высотой в человеческий рост. У противоположной, обращенной к востоку стены стоял главный алтарь, в высоту достигавший не менее четырех шагов. Посередине его изображалось Вознесение Богородицы в сопровождении апостолов Петра и Павла. И над ними в стеклянных гробах стояли два скелета. Каждый сжимал в руке меч, а голые черепа их украшали терновые венцы.

– Святые Прим и Фелициан… – прошептал брат Михаэль. – Ну разве они не прекрасны? Мы установили их на этом месте в день освящения нового алтаря. Чтобы они оберегали и благословляли нас своими взорами! – Он развернулся. – Оставлю вас с реликвиями наедине.

– Э… простите, – прошептал Симон. – Но мадам де Буйон пообещала поцеловать святым ноги.

– Поцеловать? – растерянно оглянулся на него пастор.

– Ah oui! – вмешалась Бенедикта по-французски. – Я должна приложиться устами к их святым ногам! Только так я исполню обет.

– Мне очень жаль, мадам, но это невозможно, – священник указал на алтарь. – Вы же сами видите, останки наверху, и нам до них не дотянуться. К тому же гробы заперты. Пошлите туда воздушный поцелуй. Я уверен, Господь поймет.

– Mais non! – вскричала Бенедикта. – Я должна поцеловать их. Mes enfants … мои дети… – Она схватилась за грудь. – Иначе им никогда не выздороветь!