Франк Тилье - Медовый траур

Я положил на прилавок свою карточку:

– Хорошо. Но вы же понимаете, что в любом случае к вам очень скоро явится полиция.

Она глубоко вздохнула:

– Только этого нам и не хватало…

Мы прошли через подсобку, хозяйка лавки отперла дверь – и передо мной раскинулась цветочная радуга в несколько гектаров.

– Наденьте сетку и вот это. – Она показала на стол, где лежал костюм сливочного цвета. – Пойдете по той дорожке, метров через двести увидите пчельник, – скорее всего, муж будет там. Имейте в виду, что пчелы-сборщицы сейчас за работой, не тревожьте их, не делайте резких движений, иначе они станут агрессивными.

Она наполнила глиняный кувшин водой из-под крана:

– Попейте перед уходом… В защитном костюме вы будете умирать от жары, но очень не советую его снимать, когда окажетесь на месте…

Когда я влез в этот космический скафандр, она ахнула и прижала кулак к губам:

– В таком виде вас не отличить от того, кого вы ищете…

Я пробирался среди кустов, папоротников, высоких цветов – на всех сидели облепленные пыльцой пчелы.

Вскоре пространство распахнулось, и я увидел ряд переполненных жизнью ульев. Под солнцем трепетал летучий город, населенный крохотными желто-коричневыми торпедами, которые вырывались из окошек небоскребов. Над одним из них склонился космонавт, он пускал в перепуганный город густой дым. Заметив меня, он отложил дымарь, поглядел на часы и помахал мне рукой:

– Раненько вы сегодня! А вчера чего же не пришли, я вас ждал. Есть отличный улей, свеженький мед!

Брови у меня набухли солеными каплями, во рту пересохло. Ни слова не говоря, я подошел чуть поближе. Человек с неразличимым под сеткой лицом пожал мне руку, показал на маленький домик и тихо прибавил:

– Знаете, лучше я верну вам эти штучки. Очень любезно с вашей стороны, но… мне они не нужны, это слишком рискованно и… нечестно.

Маскарад. Он принимает меня за другого. Не спеша его разуверить, я пожал плечами и развел руками в перчатках, словно спрашивая: почему? Насекомые с крепкими жалами облепили сетку в нескольких сантиметрах от моего носа, и я едва удержался, чтобы не заорать.

– Если я это сделаю, они… они в конце концов что-нибудь заподозрят, они поймут, что все идет от меня, – доверительным тоном продолжал пчеловод. – Нет-нет, я не могу… и, простите, не хочу у себя здесь этой мерзости, так что заберите их, или я сам от них избавлюсь…

«Космонавт» выглядел таким же беспокойным, как его пчелы. Счистив каучуковой полоской впившиеся в руку жала, он поманил меня за собой в домик. Вот уж где оказалось настоящее пекло! Горло обожгли пылающие репьи.

Пасечник снял сетку, лицо его было изрыто лунками, шея изуродована шрамом: огонь вцепился ему в горло и безжалостно прогрыз борозду до подбородка.

Он смочил лицо, окунув руки в ведро с водой, и кивнул мне на кусок непрозрачного пластика:

– Они там, внизу. Заберите их.

Сам он оставался поодаль и смотрел, будто загнанное животное. Чего он боится? В глазах у меня помутилось, все тело, казалось, расползается мокрыми клочьями, я ухватился за деревянную балку, которая тянулась на высоте человеческого роста, сделал два или три вдоха, осторожно шагнул вперед и, едва касаясь, кончиками пальцев приподнял пластик.

Ожидал увидеть Голиафа, а передо мной оказался Давид. Два каких-то жалких жука пытались взобраться наверх по стенкам закрытой банки… Нет, дольше притворяться невозможно: я сдохну, дышать давно уже нечем, я разлагаюсь заживо. Я сдернул защитную сетку, немного пришел в себя и вытащил свое полицейское удостоверение:

– А теп… теперь… вы мне объясните… что все это означает!

Вон Барт выронил сетку, рот его сам собой раскрылся – бездонный колодец непонимания.

– Вы… вы полицейский? Вы были полицейским с самого начала? Но… почему? Я же ни в чем не виноват!

Он был уничтожен, раздавлен. Щеки тряслись. Я показал на жуков:

– Кто вам их дал?

Когда пасечник понял, что перед ним другой человек, его отпустило, и он рассказал то же самое, что и его жена. Некто в костюме пчеловода, страдавший аллергией на солнце, а потому ни разу не снявший защитной одежды, ежедневно забирал мед и прополис.

– Такое ощущение, что у меня здесь хранится бомба, – вздохнул Вон Барт. – Трудно даже поверить, что подобная гадость существует на свете.

О жуках он говорил с омерзением.

– Объясните!

– Aethina tumida , или малый ульевой жук, – опаснейший паразит, о существовании которого я раньше и не подозревал. Они питаются пыльцой, медом и яйцами, отложенными пчелиной маткой, размножаются с бешеной скоростью, а их личинки убивают пчелиный расплод [16]. Взрослые жуки способны преследовать рой на протяжении нескольких километров, они захватывают ульи и уничтожают их меньше чем за месяц! Настоящая бойня.

Я наклонился над банкой, но тут же выпрямился. Голова у меня не держалась.

– В какой… местности… они живут? – запинаясь, пробормотал я, прижав ладонь к пылающему лбу.

– Вы хотите сказать – в какой стране? Aethina tumida можно найти только в африканской и австралийской глуши… Не знаю, каким образом этот тип их раздобыл, тем не менее – они перед нами.

Я обливался по́том, в ушах звенело, перед глазами мелькали мушки. Жара была нестерпимая, я не выдержал, стащил с себя куртку и сел на край стола.

– Изви… ните… я… сейчас…

Я уперся руками в колени. Вдох-выдох. Вдох-выдох. По лицу меня шлепнула мокрая оплеуха.

– Вид у вас неважный, – сказал Вон Барт, обрушив мне на голову поток воды.

– Это… это… пройдет…

Я, пошатываясь, встал. Жуки… Паразиты… Африка…

– Зачем… он оставил вам… этих тварей? Что… вы могли бы с ними сделать?

Пчеловод подошел к окну и описал рукой некую фигуру:

– Уничтожить конкурентов, комиссар. Пасека в Со в два раза больше нашей, и это позволяет им устанавливать более привлекательные цены на все, что они производят: воск, мед, прополис, маточное молочко… Понимаете, ведь пчеловодческое хозяйство – предприятие очень шаткое, а еще и погода, и паразиты вроде пчелиного клеща… все это не облегчает нам задачи. Выживать непросто.

– Что… вы знаете об этом человеке?

– Он мне, вообще-то… понравился: разбирается в насекомых как никто, я от него такое узнал, о чем в жизни не слышал. Вот, например, он много рассказывал об африканских пчелах-убийцах, способных меньше чем за час истребить любое стадо. Это было… страшно и захватывающе… Он все сводил к смерти, к разрушению, он глубоко убежден, что рано или поздно насекомые сметут человечество с лица земли. Их в миллиард раз больше, чем человеческих существ, говорил он, масса одних только муравьев превышает массу всех людей, вместе взятых, представляете? Еще он рассказывал о размножении пауков, о силе ядов, о бедствиях, приводящих к огромным потерям…