Франк Тилье - Медовый траур

Мне необходимо было пройти по городу, ощупать ногами его улицы, побывать в региональной больнице, потом – в психиатрической клинике Тиссеранов.

Я хотел своими глазами увидеть палату, где он лежал в коме, поговорить с врачами, работавшими в то время. Дополнить имя Венсана его фамилией.

…И увидеть лица людей из списка. Пятьдесят два человека. Венсан заново проживал свое детство. Ключ находился там.

Дорога предстояла долгая, и, вернувшись домой, я сразу стал собираться. Рубашки, белье, туалетные принадлежности…

Я горел от возбуждения и жгучей ненависти к незнакомцу, которого преследовал, к человеку, отыскавшему способ отомстить за украденные у него годы жизни, встав на путь убийства.

– Куда это ты намылился, дядя? В отпуск?

Вилли, с его вечным чинариком во рту, плюхнулся в мое кресло. Он так и не переоделся, на нем была все та же пижама в дурацкий голубой горошек на черном фоне.

– Ты очень вовремя, – ответил я, запихивая в сумку печенье, три банана и таблетки хлорохина. – Я сейчас дам тебе номер телефона коллеги и номер своего мобильника. Если увидишь девчонку, тут же звони нам. А потом постарайся удержать ее до тех пор, пока не приедет мой напарник.

Вилли почмокал толстыми губами:

– Еще чего! Я из-за этого могу влипнуть по-крупному! А если она заорет? Я, знаешь ли, мирный человек!

– Ладно, тогда хотя бы выследи ее. Мне надо знать, где она живет. Я могу на тебя рассчитывать? Это очень важно.

Растаман потряс головой, косички запрыгали.

– Сам понимаешь, я с тобой, дядя. Моя бабушка очень тебя любила. И я тоже люблю…

– Перестань, а то разревусь…

Он показал безупречные зубы.

– Когда вернешься-то?

– Скорее всего, завтра вечером, самое позднее – послезавтра…

Я спустился в подвал, положил сумку в багажник, снова поднялся на третий этаж, сварил очень крепкий кофе и перелил его в термос.

Вытолкав Вилли за дверь – он милый, этот Вилли, но долго с ним быть утомительно – и закрыв ее, я порадовался большой победе над собой: руки у меня дрожали меньше и, по крайней мере прямо сейчас, не хотелось закинуться таблетками. Не значит ли это, что мне стало лучше?

Прямое, как стрела, шоссе А6. Сверху звезды, снизу асфальт. По радио поют RHCP [26], тихонько вторя моим неотвязным мыслям, всем этим кровавым кадрам, картинам, рисункам. Расследование стремительно и безудержно, словно дикий плющ, разрасталось во мне, оттесняло слабого человека и неустанно взывало к полицейскому, обходившемуся без всяких таблеток и жаждавшему только гемоглобина…

Но тот, кто отступил в тень, все еще думал о своем изрезанном ножом ясене. Видел перед собой бело-голубые глаза Мальборна, видел, как его пересохшие губы шепчут поднявшиеся со дна мучительные фразы.

Венсан… Венсан с его носовыми кровотечениями из-за психологической травмы… С его стигматами… И сердце с правой стороны, как у девочки… Такая редкость.

Ты все время думаешь о других. А о нас ты думаешь? О своей дочери? Ты знаешь, как она страдает без тебя в этой вечной тьме?

Я сделал радио погромче, открыл оба задних окна. Воздух с паровозным ревом ворвался в салон. Голоса ненадолго затихли, потом внезапно вернулись. Единственный способ их вытерпеть – отвечать им, ничего другого мне не оставалось.

Четыре часа я мчался по шоссе, предавался черным мыслям, сгибался под грузом упреков, слушал звучавшие у меня в голове смех и пение. Моя одежда пропиталась потом и табачным дымом, в салоне застоялся запах остывшего кофе. Несколько раз я в рассеянности съезжал на полосу для аварийной остановки, но, к счастью, неровности дороги всякий раз заставляли меня встряхнуться и тем самым спасали. Наконец, за полсотни километров до Лиона, показалась площадка для отдыха. Я включил указатель поворота…

На стоянке кемпинга – фургоны, трейлеры, усталые водители, спящие рядом с ними жены, ребятишки. В детстве я обожал, когда родители останавливались на таких площадках под фантастическим звездным сводом, и душа сохранила с тех времен ощущение каникул. Как давно это было…

Выбравшись наружу, чтобы немного размяться, я услышал глухие удары по железу и еле слышный писклявый голос:

– Помогите! Помогите!

И то и другое доносилось из багажника. Из багажника моей машины.

– Какого черта, Франк! – проворчала девчонка, когда я его открыл. – Мог бы остановиться и пораньше! Я здесь чуть не задохнулась!

Голубой халат и красные ботинки. Девочка выскочила из своего убежища, потянулась. Совершенно оторопев, я некоторое время простоял столбом, потом в припадке ярости стал пинать мусорный бак.

– Какого дьявола ты здесь делаешь!!! – сквозь зубы проскрипел я, злобно уставившись на нее.

Девочка вскинула руки, словно прикрываясь от удара, сжала их под подбородком:

– Франк, ты меня пугаешь… Ты ведь не станешь меня бить?

Я в бешенстве метался взад-вперед, как хищный зверь по клетке:

– Это ты меня пугаешь! Чего тебе от меня надо? Объясни, зачем ты влезла в мою жизнь? И… перестань смотреть как побитая собака!

Кто-то вышел из кафетерия, взглянул на меня и растворился в темноте.

– Это все… моя кошка… Помнишь, как было в тот раз? Я осталась снаружи… дверь захлопнулась…

– Врешь! Ты не из седьмой квартиры! Я проверил! В этой квартире никто не живет!

Девочка вобрала голову в плечи.

– Да я же тебе не про ту седьмую квартиру говорила! Про другую, в соседнем доме!

– Хватит врать!

– Я пришла к тебе, потому что мне сказали, у тебя по всей квартире бегают игрушечные поезда! А я обожаю игрушечные поезда! Я всегда о них мечтала, а мама не хочет подарить… Она мне никогда ничего не дарит…

– Бедная крошка! Сейчас заплачу!

Я задрал рукав и показал шрам:

– А это объяснить можешь? Мой сосед слышал, как ты разговаривала с телевизором, обсуждала способы мне… повредить!

Девчонка комкала в руках подол халата, на глазах у нее выступили слезы.

– Мы с Элоизой защитить тебя хотели! Ты помнишь, что у тебя больная кровь?

– Забудь про мою дочь! Моя дочь умерла, ее больше нет, понятно?

– О Франк, я не хочу сделать тебе ничего плохого! Если бы ты знал…

Она бросилась ко мне, крепко обняла и разревелась в три ручья. Я изо всех сил старался не поддаваться ее упрямой нежности, но не справился с собой. В глубине души у меня еще теплился огонек.

Я присел перед ней на корточки, погладил по голове:

– Все будет хорошо… правда?

Она кивнула, захлебываясь рыданиями.

– Ты слышишь голоса у себя в голове, да?

– Все время… – горестно прошептала малышка. – Они никогда не оставляют меня в покое… приказывают мне делать нехорошие вещи… А Элоиза – она со мной играет. Она добрая…

Я поднял девочку на руки и заставил посмотреть на меня: