Курт Ауст - Судный день

– Достаточно. Хватит, – хрипло выдохнул трактирщик, которого, как оказалось, звали фон Хамборк. Однако в его взгляде мне почудилось нечто угрожающее, так что я даже подошел поближе и изготовился к прыжку на случай, если вдруг трактирщику вздумается вцепиться в горло Томасу Бубергу. – Вот ключ. Идите. Делайте все, что посчитаете нужным, но только побыстрее уходите.

Снисходительно улыбнувшись, Томас убрал документы в папку.

– Когда граф сюда приехал? И бывал ли здесь прежде? Кто он такой? Вы его хорошо знали?

Господин Хамборк в отчаянии огляделся по сторонам и, с трудом доковыляв до стула, обессиленно опустился на него. Жена трактирщика не показывалась, и я обеспокоился: неужели она по-прежнему нездорова? Я подошел к небольшому чайному столику и, налив стаканчик горячительного, протянул его трактирщику. Тот посмотрел на меня с признательностью, но во взгляде его сквозило недоумение, будто он и не ждал подобной заботы от того, кто принадлежал “лагерю” профессора. Осушив стакан, он вернул его мне и прокашлялся.

– Граф Филипп д’Анжели приехал два дня назад, во второй половине дня. Прежде он у нас никогда не останавливался, и мы с ним знакомы не были. – Трактирщик посмотрел на Томаса в надежде, что такой ответ профессора удовлетворит. Надеялся он напрасно.

– Расскажите о графе все, что знаете. Что французский граф забыл в Дании? И куда направлялся?

По-моему, фон Хамборк рассердился.

– Уж не знаю, что французский граф забыл в Дании, но приехал он из Рибе, а направлялся куда-то на восток. Точнее сказать не могу.

– А что он был за человек? Вам он нравился, господин фон Хамборк?

Немного замешкавшись, фон Хамборк ответил:

– Граф вел себя, как и полагается графу, какого вы еще ответа от меня ожидаете? Требовал всего самого лучшего, но и платил щедро, – сухо улыбнулся трактирщик, – я вовсе не обязан любить своих гостей – обязанности мои ограничиваются тем, что я стараюсь услужить им – конечно, насколько постоялый двор может исполнить прихоти постояльцев. – Это последнее высказывание относилось, несомненно, не к графу, а к другим гостям, но Томасу все было нипочем.

Его вообще невозможно было оскорбить, в особенности когда он сам вел себя вызывающе.

– Граф разговаривал с кем-нибудь? Например, со священником? Или плотником?

– Нет, – ответил фон Хамборк, – с ними он не разговаривал. Но когда говорил, обращался к нам.

– В смысле?

– Да ничего особенного, просто рассказываю все как есть или, точнее, как было. Граф нимало не сомневался в собственном мнении, поэтому чужое его не интересовало, – пожав плечами, трактирщик поднялся со стула, – а сейчас прошу прощения, мне пора. Работа не терпит, даже мертвым не под силу остановить время.

Однако Томас еще не все прояснил.

– А в какой комнате проживал граф? Мне бы хотелось осмотреть его имущество – возможно, так мне удастся пролить свет на темные стороны этой смерти.

Хозяин бросил на Томаса испытующий, неприязненный взгляд.

– В самой дальней, – равнодушно проговорил он, указав рукой в противоположное крыло дома, – но вам нужен ключ. Как только я понял, что графу не суждено вернуться в свою комнату, то сразу же попросил Альберта повесить на дверь замок.

Томас Буберг с благодарностью кивнул, а хозяин подошел к письменному столу и открыл один из ящиков. Взяв у трактирщика ключ, Томас по-дружески пожал ему руку:

– Благодарю! Вы необычайно нам помогли, господин фон Хамборк. Постараюсь сегодня больше вас не беспокоить. Разве что попрошу еще об одном одолжении… Тело графа д’Анжели сейчас в сарае и совсем закоченело, словно сосулька – вы уж простите мне это сравнение. Я просил бы перенести его в теплое помещение, чтобы перед вскрытием он немного оттаял. Конечно, я не могу просить перенести тело прямо в трактир… – от подобной безумной мысли трактирщик пришел в ужас, – но, возможно, вы могли бы подобрать какое-то другое место?

Трактирщик открыл дверь – он явно решил избавиться от нас.

– Я прикажу Альберту растопить печь в кузнице и перенести тело графа туда. – И, прежде чем мы успели ответить, трактирщик захлопнул за нами дверь.

Вскоре мы уже стояли перед дверью в покои графа. Профессор вернул свой парик в коробку, сменил вышитую золотом жилетку на другую, попроще, а парадный камзол повесил на вешалку за дверью у нас в комнате.

Теперь Томас Буберг облачился в рабочую одежду.

Отперев большой висячий замок, он заметил, что хозяйская привычка запирать двери, возможно, не такая уж и глупая. Томас медленно приоткрыл дверь и с интересом оглядел комнату, будто старался запомнить каждую мелочь. Это показалось мне в тот момент совершенно ненужным: комната представляла собой зеркальную копию наших собственных покоев. Прямо под окном стоял маленький столик с лампой, похожей на нашу, слева от двери располагались камин и кровать, а справа – кушетка, точь-в-точь как та, на какой спал я. На письменном столике лежала лишь одна книга, а свой багаж граф сложил на кушетку. Я вдруг удивился, что граф разъезжал один, без слуги или компаньона. Однако прежде видеть графов мне не доводилось, поэтому откуда мне было знать об их обычаях.

Вдоволь насмотревшись, Томас подошел к кушетке, на краю которой лежали две седельные сумки. Одна из них была приоткрыта. Из-за сумок выглядывало свернутое и перетянутое кожаными ремнями одеяло, а за ним торчал какой-то продолговатый предмет, обернутый в красную ткань.

Я открыл было рот, намереваясь что-то сказать, но Томас предостерегающе поднял руку.

– Подожди! – велел он, открывая седельную сумку. Одним пальцем он осторожно оттянул край и проверил, что находится внутри, а потом задумчиво потеребил бороду.

– Начинай вынимать из сумок вещи по одной и клади на кровать – надо выяснить, что именно у графа было при себе. Постарайся запомнить, в каком порядке они лежали, – сказал Томас и взялся за вторую сумку.

Я схватил сумку, в которой, по моим предположениям, лежал парик, и подошел к кровати. Раздумывая, вытаскивать ли парик, я стряхнул с постельного покрывала какой-то пепел – он серым облаком закружился в лучах тусклого света. Я случайно вдохнул его и громко чихнул.

– А-апчхи!

– Будь здоров, – машинально произнес Томас. Отвернувшись к окну, он просматривал книгу, найденную на письменном столике.

Я решил не вытаскивать парик – в комнате и так уже было предостаточно пыли. Похоже, последние несколько дней здесь не прибирались. Я принялся распаковывать вещи – нательные рубахи, изъеденный мышами халат, фрак, жилет и брюки, нитяные чулки (изрядно поношенные), шелковый платок и платок суконный, шелковые чулки (тоже поношенные) и синий ночной колпак. Перебирая одежду, я наткнулся на что-то длинное, завернутое в грязную тряпку. Я развернул тряпку и позвал Томаса: