Джон Харвуд - Мой загадочный двойник

Продолжаю спустя несколько времени. Я только сейчас очнулась от транса, в котором пристально смотрела на свое отражение в оконном стекле, пытаясь заставить его пошевелиться и заговорить со мной, как я часто делала в Нитоне, стоя перед зеркалом. Ах, если бы у меня была сестра! Сумей я вызвать Розину сейчас — что бы она сказала мне? Презрительно высмеяла бы за хандру и велела бы собрать все свое мужество и сделать хоть что-нибудь , чтобы выбраться из трясины уныния, — но что именно?

Как насчет двухсот фунтов, оставленных мне матушкой? Все в один голос говорят, что тратить свой капитал нельзя, но, по крайней мере, я бы немного посмотрела мир (Розина была бы рада за меня; надеюсь, и матушка тоже), а возможно, и нашла бы наконец друга. Нет, я все-таки напишу мистеру Везереллу — и напишу прямо сейчас, пока моя решимость не ослабла.

Гришем-Ярд

Понедельник, 2 октября 1882

К великому своему удивлению, сегодня утром я получила письмо из Плимута от некоего мистера Ловелла — в нем говорилось, что мистер Везерелл уже несколько месяцев болеет (отсюда задержка с улаживанием тетушкиных дел) и что на моем счете находится сумма в двести двенадцать фунтов одиннадцать шиллингов и восемь пенсов. К письму прилагался запечатанный пакет с надписью, гласящей: «Бумаги, отданные на хранение миссис Эмилией Феррарс 22 ноября 1867 года и оставленные для дальнейшего хранения по распоряжению мисс Вайды Редфорд от 7 июня 1871 года, в согласии с завещанием миссис Феррарс». В пакете оказалась пачка писем, перевязанных выцветшей голубой ленточкой; все они адресованы моей матушке в Вест-Хилл-коттедж, Неттлфорд.

Я снова и снова перечитывала письма Розины Вентворт, как в свое время, несомненно, делала моя матушка: местами листки протерлись насквозь на сгибах. Вот почему я назвала свою воображаемую сестру Розиной, — судя по всему, в детстве я случайно услышала разговор матушки и тети Вайды про нее, но по своему малолетству не поняла, о чем именно идет речь. Почему же они никогда не упоминали о Розине при мне? Удалось ей сбежать с Феликсом Мордаунтом или же отец все-таки поймал бедняжку и посадил под замок — а то и вовсе убил, как наверняка убил ее сестру? И если матушка хотела, чтобы эти письма оказались в моих руках по достижении мной совершеннолетия, разве она не оставила бы мне записку с объяснением — почему?

Возможно, она так и собиралась поступить, но сердце отказало прежде времени — она отослала пакет мистеру Везереллу всего за несколько недель до смерти. И не потому ль отослала, что предвидела свою скорую кончину? А все, что она оставила у тети Вайды, погибло вместе с нашим коттеджем.

Дядя Джозайя, разумеется, говорит, что в жизни не слышал ни о Розине Вентворт, ни о Феликсе Мордаунте, «но ведь столько лет прошло, моя дорогая, я вполне мог и забыть… если только ты не имеешь в виду доктора Мордаунта из Эйлсбери, теолога Яковинской эпохи, — у меня в задней комнате хранится неполное собрание его сочинений…» Он даже не изъявил желания прочитать письма.

Сегодня ближе к вечеру я отправилась на Портленд-плейс и долго бродила там, разглядывая огромные дома и гадая, в каком из них жила Розина. Там есть один, чей мрачный, неприветливый облик отвечает описанию, но утверждать что-либо с уверенностью нельзя.

Уже пробило одиннадцать, и в доме стоит мертвая тишина. У меня такое ощущение, будто многие дни я спала наяву и письма Розины разбудили меня. Я должна выяснить, что с ней сталось. Но как?

Вторник, 3 октября

Сегодня утром я написала мистеру Ловеллу письмо с вопросом, может ли он рассказать мне что-нибудь о Розине Вентворт или Феликсе Мордаунте? А едва я вернулась из почтовой конторы, как мне доставили в высшей степени странное письмо от него. В нем говорилось: «Если вы еще не вскрыли пакет, приложенный к вчерашнему моему посланию, я настоятельнейше прошу вас при первой же возможности вернуть мне оный нераспечатанным. И даже если вы уже ознакомились с содержимым пакета, я все равно буду глубоко вам признателен, коли вы мне его возвратите». Оказывается, письма Розины надлежало хранить вместе с другим запечатанным пакетом, который моя матушка отослала поверенному позже, и «согласно распоряжению вашей покойной матери пакет сей надлежало передать вам только и единственно при соблюдении некоего условия» — но какого именно, мистер Ловелл не уточнил.

Невзирая на свой старомодный витиеватый слог, мистер Ловелл — Генри Ловелл — производит впечатление совсем еще молодого человека. Он приносит мне «самые смиренные извинения», что совершенно не в духе убеленных сединами юристов. Читая между строк, я пришла к заключению, что мистер Везерелл неожиданно явился в контору, узнал об оплошности мистера Ловелла и крепко его отругал. Но что это может значить? Я тотчас же написала ответ, в котором сообщала, что хотела бы оставить письма у себя, если это не возбраняется законом, и просила объяснить, что мне нужно сделать, дабы получить в свое распоряжение остальные бумаги. Все письма Розины я на всякий случай скопировала на последние страницы этого дневника.

Четверг, 5 октября

Ответ мистера Ловелла на мое письмо совсем уже странный. «К глубочайшему моему сожалению, распоряжения вашей покойной матери прямо и недвусмысленно запрещают нам разглашать условие, на котором упомянутый пакет может быть вам переслан. Равным образом нам запрещено сообщать какие-либо сведения касательно содержимого пакета, а посему я не имею возможности ответить на вопросы, заданные вами в вашем предыдущем письме от второго числа сего месяца». Далее мистер Ловелл пишет, что, поскольку я уже прочитала письма, я могу оставить их у себя, коли желаю, и выражает искреннее сожаление, что не может продолжать со мной переписку по данному предмету.

Это не имеет никакого смысла — разве только упомянутое условие состоит в том, что я могу получить на руки бумаги лишь по достижении, к примеру, двадцати пяти лет. Но в таком случае почему бы так и не сказать? Или матушка не хотела, чтобы бумаги попали ко мне, пока (или если) я не выйду замуж? Поскольку в них содержится нечто непристойное или скандальное? Но что это может быть и почему она не сочла нужным вообще скрыть это от меня? И откуда мистер Ловелл узнает, выполнила я условие или нет, если мне нельзя затрагивать эту тему в переписке с ним?

В основе тайны, я уверена, лежит судьба Розины. Матушка явно любила ее, и я наверняка тоже полюбила бы, когда бы могла с ней встретиться… но вдруг она еще жива?

Ладно, если юристы отказываются мне помочь, я должна изыскать другой способ. Но какой? Просмотрев сегодня в лавке дядины адресные книги, я нашла несколько дюжин Вентвортов в одном только Лондоне, но ни единого Мордаунта. А что, если поместить сообщение в колонке частных объявлений «Таймс»? Мама и Розина были кузинами, значит, я прихожусь ей двоюродной племянницей, а родилась Розина в 1839 году… Можно написать так: «Родственница разыскивает Розину Вентворт (1839 г. р.), последнее известное место проживания — Портленд-плейс (1859–1860 гг.). Просьба всем располагающим какими-либо сведениями о ней писать мисс Феррарс в книжную лавку мистера Редфорда, Гришем-Ярд, Блумсбери». Дяде Джозайе говорить про объявление не обязательно, если только оно случайно не попадется ему на глаза.