Джон Харвуд - Мой загадочный двойник

Я с трудом поднялась, шаткой поступью прошла по галерее и спустилась в лабораторию.

— Джорджина! Ради всего святого, спаси меня!

Не взглянув на Люсию, я прошла к другой двери, под галереей. Массивная, плотно притертая, она даже не дрогнула, когда я подергала ручку.

Ключи. Или какой-нибудь инструмент, достаточно тяжелый и крепкий, чтобы взломать дверь в галерее. Или чтобы наброситься с ним на доктора Стрейкера. При таком тусклом освещении искать в шкафах и ящиках приходилось ощупью. Я подумала о панели на стене, но если он затаился поблизости и увидит свет… Я передвигалась от стола к столу, не обращая внимания на мольбы Люсии.

— Умолкни, — бросила я, проходя позади кресла. — Еще раз пикнешь, и я заткну тебе рот кляпом.

Она разрыдалась, но я не удостоила ее взглядом.

Торопливо обойдя лабораторию, я нашла молоток, долото, увесистую отвертку, свечу и коробку восковых спичек. Гнев на эту женщину, которую я и знала-то лишь по записям в моем дневнике, кипел в моей душе, не давая разыграться страху. Наконец я повернулась к Люсии.

— Джорджина! Я люблю тебя, клянусь! Я бы вернулась за тобой!

— Ты не способна на любовь. И правды от тебя не дождешься.

Я пристально смотрела на нее, силясь вспомнить хоть какие-нибудь события, картины, образы, выпавшие из памяти, но у меня ничего не получалось. Ужас искажал черты Люсии, стирая сходство со мной, обманувшее столь многих людей. Глаза у нее остекленели, на мокрых щеках темнели потеки сурьмы.

— Развяжи меня хотя бы, — взмолилась она. — Не лишай меня надежды на жизнь.

— А какую надежду ты оставила мне? Я бы скорее гадюку освободила.

Она уронила голову на грудь и вся задрожала, сотрясая кресло.

— Что он со мной сделает? — Слова прозвучали еле слышно.

— Он может вырвать твое сердце из груди и зажарить у тебя на глазах, мне плевать. — Но потом я подумала, что буду ничем не лучше Люсии, если брошу ее здесь. — Ладно, я спасу тебя, если смогу. Для того лишь, чтобы упрятать в тюрьму.

— Освободи меня на минутку, иначе я обделаюсь.

— Да ты и так уже обделалась в известном смысле. — Я повернулась к ней спиной.

В углу, где стоял письменный стол, было очень темно, и в конце концов мне пришлось зажечь свечу. Я втиснула лезвие долота в щель над выдвижным ящиком и принялась колотить по рукоятке молотком — грохот стоял такой, что я каждую минуту ожидала появления доктора Стрейкера. Наконец вся передняя стенка ящика с треском отвалилась. Пальцы у меня тряслись, и я целую вечность провозилась с пуговицами, пряча бювар под платьем. Удержать в руках все инструменты вместе с горящей свечой никак не получалось, в конечном счете я задула свечу и медленно поднялась по лестнице, провожаемая воплями Люсии.

Прижимая инструменты к груди, я осторожно двинулась боком в темный проход между стеной и нагромождением столов, стульев и скамей. Но прошла всего несколько шагов, когда вдруг молоток выскользнул у меня из рук. Наклоняясь за ним в кромешной тьме, я потеряла равновесие и повалилась прямо на груду мебели, выронив еще и свечу.

По полу пробежала зловещая дрожь. Я повернулась и ринулась обратно в галерею, но в следующий миг вся огромная куча с громоподобным грохотом обрушилась. Что-то тяжело ударило меня между лопатками, и от страшного толчка я полетела вперед, теряя сознание.

Я очнулась от жестокой пульсирующей боли в голове и поняла, что провела в беспамятстве долгое время. Я лежала на спине в темноте; одна моя рука упиралась в какие-то стулья, другая была зажата между телом и стеной.

Я схватилась за перекладину стула, и вся груда мебели угрожающе сотрясалась, пока я переворачивалась на бок, морщась при каждом движении, и с трудом поднималась на ноги. Висок, измазанный чем-то холодным и липким, обожгло болью при прикосновении, но все кости, похоже, были целы. Если мне удастся выбраться отсюда каким-нибудь другим путем, возможно, еще не все потеряно.

Когда я выходила в галерею, где-то высоко надо мной башенные куранты пробили полчаса. Но для половины седьмого слишком темно, скорее всего, сейчас половина восьмого. Меня ищут уже добрый час самое малое.

Через окна, обращенные на запад, все еще сочился тусклый багрянистый свет, который, казалось, недвижно висел под потолком. Гробовую тишину нарушал лишь бешеный стук моего сердца да слабый звон в ушах — или то странная вибрация, уже мне знакомая?

Внизу над дверью в ризницу по-прежнему горела лампа. Запрокинутое лицо Люсии, искаженное ужасом, мертвенно белело в полумраке; потеки сурьмы у нее на щеках походили на струйки крови.

Если спрятаться под столом около двери, возможно, я сумею тихонько выскользнуть из лаборатории, пока доктор Стрейкер будет заниматься Люсией (меня пробрала дрожь при одной этой мысли). Но мне не спуститься вниз незаметно для нее, а она непременно выдаст меня, коли подумает, что я в силах спасти ей жизнь.

Нет, безопаснее всего прятаться наверху, покуда он не… не покончит с ней. А когда рассветет, я попытаюсь пробраться через завалы мебели к выходу.

Инвалидное кресло заскрипело. Люсия билась и извивалась, стараясь освободиться; глаза у нее выкатились из орбит от натуги, кресло под ней тряслось и раскачивалось взад-вперед. Она с усилием наклонила голову в тщетной попытке дотянуться зубами до ремней, а потом вся обмякла и судорожно разрыдалась.

Нет, подумала я, нет, это невыносимо. Я понятия не имела, что собираюсь делать, а ноги уже принесли меня к лестнице, но едва я взялась за перила, как в замочной скважине лязгнул ключ. Секунду спустя ризничная дверь распахнулась, доктор Стрейкер стремительно вошел в лабораторию и направился прямиком к панели на стене, даже не взглянув на Люсию. Лампы, висевшие над длинным столом позади нее, загорелись. Потом доктор Стрейкер открыл дверцу черного застекленного шкафа и принялся в нем возиться. Раздались частые щелчки, похожие на звук трещотки, потом сверкнула голубая вспышка.

— Знаете, мисс Эрден, — сказал он через плечо, — вы доставили мне многовато хлопот для одного вечера. Мисс Эштон все еще на свободе; скоро мы ее поймаем, разумеется, но у меня совсем не осталось времени заниматься вами.

Люсия попыталась заговорить, но из горла у нее вырвалось рыдание.

— Вы ничего не почувствуете, честное слово, ровным счетом ничего, — заверил доктор Стрейкер, снова поворачиваясь к шкафу. — Возможно, вам будет утешительно знать, что ваша смерть, по крайней мере, послужит полезной цели. Ваше тело, вернее, тело мисс Феррарс, как все посчитают, обнаружат в лесу завтра утром. Паралич сердца — прискорбно в столь молодом возрасте, но, с другой стороны, у матери мисс Феррарс было слабое сердце. Глупые молодые девицы имеют обыкновение разгуливать по незнакомым лесам среди ночи, подвергая себя разного рода потрясениям… прошу прощения за резкость.