Анри Шарьер - Мотылек

Мой спор с прокурором оборвался, потому что ко мне подошли двое.

– Ты спишь, Папийон?

– Нет.

– Надо бы поговорить.

– Начинайте. Если говорить тихо, никто не услышит.

– Послушай, мы готовы поднять мятеж.

– Какие у вас планы?

– Истребить всех арабов, всех багров, их жен и детей – все крапивное семя под корень. Меня зовут Арно́, а это мой друг Отен. Вшестером – с нами еще четверо – мы захватим арсенал. Я там работаю. Слежу, чтобы оружие содержалось в чистоте и порядке. В арсенале двадцать три легких пулемета, восемьдесят винтовок и карабинов, а может, и больше. Мы устроим так, что…

– Стоп, не продолжай. Я с вами не пойду. Спасибо, что поделились секретом, но я с вами не пойду.

– Мы полагали, что ты согласишься возглавить мятеж. Позволь мне изложить некоторые детали. Все продумано, и дело не должно сорваться. В течение пяти месяцев мы вынашивали этот план. С нами более пятидесяти человек.

– Не называй ни одного имени. Отказываюсь быть вожаком, не пошевелю даже пальцем в таком деле.

– Почему? Ты должен объясниться. Мы тебе доверились и все рассказали.

– Во-первых, я об этом не просил. Во-вторых, я делаю то, что сам считаю нужным, а не то, чего от меня хотят другие. И в-третьих, я никогда не соглашусь на поголовную резню. Я могу убить человека, против которого имею что-то серьезное. Но не женщин и не детей, которые не сделали мне ничего плохого. Более того, я вижу, что вы себе совсем не представляете самое худшее. Пусть даже мятеж удастся, вы все равно проиграете.

– Почему?

– Потому что самое-то главное – бежать. А вот бежать-то вы и не сможете. Представьте, в выступлении участвует сто человек. И как же им бежать? На островах только две шлюпки. Хоть умри, а больше сорока человек они не поднимут. Что прикажете делать с остальными, а их ведь ни много ни мало, а шестьдесят.

– Мы будем среди сорока в шлюпках.

– Это ты так думаешь, но другие не дурнее тебя. Они так же, как и ты, будут вооружены, и, если у каждого найдется в голове хоть пара извилин, никому не захочется, чтобы их всех, как ты выразился, извели под корень. Вы перестреляете друг друга, прежде чем доберетесь до лодок. Но вот что самое паршивое: ни одна страна не разрешит вам высадиться на свой берег. Во все концы полетят телеграммы, которые опередят ваше прибытие в любую страну. Вас уже будут ждать и встретят как надо, особенно после той кровавой бани, какую вы хотите здесь устроить. Где бы вы ни появились, вас арестуют и выдадут Франции. Как тебе известно, меня вернули из Колумбии, так что я знаю, о чем говорю. Клянусь честью, вас возвратят отовсюду за подобные дела.

– Так. Ты, значит, отказываешься?

– Да.

– Это твое последнее слово?

– Решительно последнее.

– А нам ничего больше не остается, как идти дальше.

– Минуточку. Прошу вас, не говорите ни с кем из моих друзей о вашем плане.

– Почему?

– Заранее знаю: они откажутся. Так что не стоит.

– Хорошо.

– Вы действительно не можете отказаться от этой затеи?

– Говоря откровенно, да, Папийон.

– Не могу понять, что вы преследуете, поскольку я вам говорю совершенно серьезно: если даже мятеж удастся, вы все равно не обретете свободу.

– Больше всего мы хотим отомстить. А теперь, когда ты нам разъяснил, что ни одна страна нас не примет, мы подадимся в буш и будем жить в лесу одной бандой.

– Даю вам слово, что я не заикнусь об этом никому и никогда, даже ближайшему другу.

– Мы и не сомневались.

– И последнее. Дайте мне знать, когда начнете, чтобы я вовремя убрался на Сен-Жозеф и не отсвечивал на Руаяле.

– Мы предупредим, когда надо будет менять остров.

– Может, я могу что-то сделать, чтобы вы передумали? Может, вместе поработаем над планом? Придумаем что-нибудь другое? Например, украдем четыре карабина, нападем на стражников в лодках. При этом никого не убьем. Возьмем лодку и отчалим вместе.

– Нет. Мы зашли слишком далеко. Для нас самое главное – месть. За это мы готовы заплатить жизнью.

– И детей? И женщин?

– Все крапивное семя под корень. Они все одинаковы – одна кровь. Им нет пощады – все как один должны умереть.

– Хватит об этом. Больше ни слова.

– Ты не хочешь пожелать нам удачи?

– Нет, не хочу. Прошу вас, откажитесь от этой затеи. Есть гораздо более стоящие вещи, чем эта кровавая бойня.

– Ты не согласен, что мы имеем право на месть?

– Имеете, но вымещайте не на тех, кто вам не сделал ничего плохого. Прощайте.

– Пока. Мы ни о чем не говорили. Так, Папи?

– Лады.

И Отен с Арно ушли. Ну и дела! Похоже, у этих ребят на плечах не голова, а что-то другое. Да не только у них: с ума посходили еще человек пятьдесят-шестьдесят. По их словам, именно столько и наберется. А в день мятежа уже будет целая сотня! Нет, такое могли придумать только сумасшедшие! Никто из моих друзей даже не намекал на что-то похожее. Значит, эти двое могли вести разговоры только с явными идиотами. Просто немыслимо, чтобы кто-то из моего окружения участвовал в подобном заговоре. А последнее обстоятельство только ухудшает положение вещей: безмозглые убийцы – это самые настоящие убийцы. Человек моего круга может убить, но за дело, а не просто так. Согласитесь, разница большая.

Примерно неделю я исподволь собирал информацию об Арно и Отене. Арно получил пожизненную каторгу за дело, которое не тянуло и на десять лет, – несправедливо, конечно. Но если учесть, что за год до этого его брата приговорили к смертной казни за убийство полицейского, становится понятным, почему так строго отнеслись к нему судьи. Отсюда и приговор, возмутительный по жестокости, поскольку прокурор на судебном процессе больше говорил о брате Арно, чем о нем самом, и тем самым создал враждебную ему обстановку. Арно подвергли ужасным пыткам, и все из-за того же брата.

Отен никогда не жил на свободе, он познакомился с тюрьмой уже в девятилетнем возрасте. А когда ему исполнилось девятнадцать и он должен был покинуть исправительное заведение для малолетних преступников, он убил одного парня. Именно в тот момент, когда он с приписным свидетельством на руках готовился к службе в военно-морском флоте. Отен, должно быть, слегка свихнулся на идее добраться до Венесуэлы и устроиться на работу на золотой рудник. Там он планировал подстроить все таким образом, чтобы ему оторвало ногу, за что можно было бы получить денежную компенсацию. Нога у него не сгибалась еще на Сен-Мартен-де-Ре: ввел шприцем в колено какую-то гадость.

Гром среди ясного неба! Сегодня на утренней перекличке из строя вывели Арно, Отена и Жана Карбоньери – брата моего друга Матье. Жан работал пекарем и жил поэтому у причала рядом с лодочной стоянкой. Их отправили на Сен-Жозеф без всяких объяснений и какой-либо видимой причины. Ни слова, хотя к этому времени Арно чистил и смазывал оружие уже в течение четырех лет, а Жан проработал пекарем все пять. Это не могло оказаться случайностью. Кто-то донес. Утечка информации, но каков объем и как далеко она зашла?