Анри Шарьер - Мотылек

– Твое счастье, что я бонапартист.

Через час собрали почти всех проживавших в нашем корпусе, не хватало только восемнадцати человек. Но потом и они нашлись: оказалось, в слепой ярости багры закрыли их по ошибке в другом здании. Как только они снова были с нами, мы узнали, что произошло, поскольку эти люди таскали камни и все видели. Тихим голосом вор из Сент-Этьена поведал мне следующее:

– Мы уже протащили валун весом с тонну метров четыреста. Участки дороги, по которой его волокли, не очень крутые. Добрались до колодца метрах в пятистах от дома коменданта. Здесь мы всегда останавливаемся. Колодец в тени кокосовых пальм, а от него переть валун еще с полкилометра. То есть почти половину пути. Как обычно, мы остановились; кто-то зачерпнул и вытащил из колодца бадью холодной воды; одни – стали пить, другие – смачивать платки, чтобы положить на голову. Как всегда, десятиминутная передышка. Багор тоже сел отдохнуть на краешек оградной стены. Он снял пробковый шлем и стал вытирать лицо и макушку большим платком. А в это время сзади к нему подошел Арно, держа в руке мотыгу. Он сделал все без замаха, поэтому никто не крикнул и не предупредил охранника. Арно действовал мотыгой, как хлыстом. Секунда – и лезвие врезалось в макушку. Багор свалился без звука, а череп его треснул пополам. Отен, естественно, стоял перед багром и, как только тот упал, схватил карабин, а Марсо снял с него пояс с револьвером. Вытащив револьвер из кобуры, Марсо повернулся лицом ко всей партии и сказал: «Это мятеж. Кто с нами – выходи». Ни один из арабов-надсмотрщиков не двинулся с места и не проронил ни слова. Никто из штрафной команды не подал никакого знака, что он готов последовать за мятежниками. Арно посмотрел на нас и сказал: «Вшивые трусы, мы вам покажем, как ведут себя настоящие мужчины». Он взял у Отена карабин, и они вдвоем побежали к дому коменданта. Марсо отошел немного в сторону и стоял спокойно. В руке тяжелый револьвер, с которым легко командовать. Он так и поступил: «Не двигаться, не разговаривать, не кричать. Надсмотрщикам-арабам лечь. Лицом к земле!» С того места, где я стоял, было видно все, что творилось. Арно уже поднимался на крыльцо комендантского дома, как дверь открылась и перед ним предстал араб-работник с двумя девчушками. Одну он держал за руку, а другую нес на руке. Как Арно, так и араб, оба какое-то мгновение стояли друг перед другом в растерянности. Первым опомнился араб. Он пнул Арно, а ребенок так и остался сидеть у него на руках. Арно вскинул карабин, но араб прикрылся ребенком, как щитом. Это была настоящая немая сцена. Никто – ни араб, ни другие не проронили ни звука. Раза четыре или пять направлял Арно карабин на араба то под одним, то под другим углом, и всякий раз перед дулом оказывался ребенок. Находясь сбоку и не поднимаясь на крыльцо, Отен бросился вниз под ногу арабу и поймал его за штанину. Теряя равновесие и падая, араб кинул девчонку на карабин Арно. Арно тоже потерял равновесие. У крыльца образовалась куча-мала; и Арно, и девчонка, и араб, сваленный Отеном. Вот тут-то и поднялся шум: дети заплакали, араб заорал, а Отен с Арно стали выкрикивать ругательства. Араб оказался проворнее других: он дотянулся до оброненного Арно карабина, однако схватил его за цевье левой рукой. Арно поймал его за правую руку и стал ее выкручивать. Арабу удалось отшвырнуть от себя карабин метров на десять.

Тут же все трое бросились за карабином, и в это время раздался первый выстрел. Стрелял багор, конвоировавший команду по уборке сухих листьев. В распахнувшемся окне появился комендант и открыл настоящую пальбу. Но, боясь задеть араба, он посылал пулю за пулей в то место, где лежал карабин. Отен с Арно побежали к лагерю по дороге, идущей по берегу моря, а вослед сухо защелкали винтовки. Колченогий Отен стал отставать, и его перехватили недалеко от уреза воды. Арно успел добежать до воды и бросился в море как раз посередине между бассейном, который строили мы, и бассейном для надзирателей. А там всегда много акул. Пули ложились вокруг Арно. Стреляли уже трое: на помощь коменданту и багру, следившему за уборкой сухих листьев, подоспел еще один надзиратель. Арно укрылся за выступом большой скалы. «Сдавайся, – кричали багры, – мы не станем тебя убивать!» – «Никогда, – послышался голос Арно. – Пусть лучше сожрут меня акулы, чем глядеть мне на ваши мерзкие хари!»

И он пошел прямо к акулам. Его, должно быть, ранили, поскольку он остановился на какое-то мгновение. А багры все продолжали стрелять. Потом он снова двинулся вперед по-прежнему на ногах, а не вплавь. Он не погрузился в море и по грудь, как акулы уже были рядом. Мы видели, как он ударил одну, показавшуюся из воды и нападавшую на него. Затем он буквально был четвертован акулами, тянувшими его со всех сторон за руки и за ноги. Не прошло и пяти минут, как все было кончено.

Надзиратели сделали не менее ста выстрелов в бурлящее месиво из акул с Арно посередине. Убили только одну акулу – ее вынесло волнами на берег брюхом кверху. Зная, что со всех сторон бегут багры, Марсо бросил револьвер в колодец и подумал, что тем самым спасет себе шкуру. Но не тут-то было: арабы-надсмотрщики повскакивали с земли и принялись его обрабатывать палками и пинками. Не переставая колотить, они погнали его к надзирателям и показали, что он заговорщик. Несмотря на то что он был весь в крови и шел с поднятыми вверх руками, багры убили его выстрелами из револьверов и карабинов. А в довершение всего один багор размозжил ему голову прикладом, держа карабин за ствол и работая им, как дубинкой.

Все багры разрядили свои револьверы в Отена. Их набралось человек тридцать, да у каждого в обойме шесть патронов. Вот и посчитай: живой или мертвый, Отен получил верные полторы сотни пробоин. А нескольких ребят убил Филиссари: на них показали арабы как на сообщников, которые было двинулись за Арно, но в последний момент сдрейфили. Брехня собачья: даже если это так, то они ведь и пальцем не пошевелили.

Так завершил свой рассказ вор из Сент-Этьена.

Двое суток держали нас взаперти по соответствующим корпусам. На работы не выводили. Стражники у наружной двери сменялись каждые два часа, их двое – слева и справа. Между корпусами установили сторожевые посты. Запретили переговариваться и подходить к окнам. Во двор удается заглянуть только через решетку в конце прохода, разделяющего два ряда подвесных коек. С Руаяля на Сен-Жозеф прислали подкрепление. Прием новых пересыльных на острове прекратился – чтоб ни одного со стороны! В корпусах ни одного араба-надсмотрщика. Все взаперти. Время от времени приходится наблюдать, как ведут в карцер голого человека, но уже без угроз и побоев. Багры частенько заглядывают в общую камеру через боковые окна. Стражники у двери не позволяют себе расслабиться – ни присядут, ни прислонят к стене винтовки. Оружие у них всегда наготове…