Мэри Кларк - Не кради мои годы

Во вторник утром Мария первым делом позвонила в больницу. Медсестра в приемной психиатрического отделения заверила ее:

– Вашей маме дали легкое успокоительное вчера вечером, и она спала довольно хорошо. Она немного позавтракала и выглядит очень спокойной.

– Она спрашивала обо мне или о моем отце?

– В истории болезни записано, что прошлой ночью она просыпалась несколько раз и, похоже, беседовала с вашим отцом. Вероятно, она думала, что они в Венеции вдвоем. Сегодня утром она повторяла имя Рори. – Медсестра замолкла в нерешительности, потом спросила: – Это родственница или сиделка?

– Сиделка, – ответила Мария, почувствовав, что медсестра о чем-то умалчивает. – Вы что-то от меня скрываете? – прямо спросила она.

– Ох, нет, конечно, нет.

«Может, да, а может, нет», – подумала Мария. Потом, зная, что просьба навестить мать перед следующим слушанием дела будет отклонена, спросила:

– Мама не выглядит испуганной? Дома ей иногда хочется спрятаться в шкафу.

– Конечно, она встревожена, но я бы не сказала, что она испугана.

Мария вынуждена была довольствоваться лишь этим.

Остаток дня она провела за компьютером в кабинете, благодарная, что многими счетами можно было заниматься дома. Потом поднялась в спальню отца и несколько часов убирала из шкафов и ящиков его вещи, аккуратно складывая их в коробки, чтобы отдать в благотворительный центр.

Глаза обжигали непролитые слезы, когда она вспоминала, как мама в течение почти года не могла освободить от бабушкиных вещей шкафы после ее смерти. «В этом нет никакого смысла, – думала Мария. – Многие люди нуждаются в одежде, папа хотел бы, чтобы все до последней нитки из его гардероба сразу было роздано нуждающимся».

Она оставила ирландский свитер с орнаментом, ее подарок отцу на Рождество семь лет тому назад. В холодную погоду это был его любимый домашний наряд. Возвращаясь из университета, папа любил поскорее снять пиджак, галстук и надеть этот свитер. Он называл его своей второй кожей.

В его ванной Мария открыла медицинский шкафчик и вытряхнула из него таблетки от давления, витамины и капсулы рыбьего жира, которые он неизменно принимал каждое утро. Она с удивлением увидела полупустую баночку тайленола от артрита. «Он никогда не говорил мне, что у него артрит», – подумала она.

Это было еще одно новое и болезненное напоминание об их размолвке.

Мария также решила сохранить его лосьон после бритья. Отвернув крышку, она вдохнула тонкий, но знаковый запах, и на миг ей показалось, что отец снова рядом с ней.

– Папа, – тихо взмолилась Мария, – помоги мне разобраться, что делать.

Ей вдруг подумалось, что ответ нашелся. «Сегодня вечером на ужин следует пригласить отца Эйдена, Эльвиру и Уилли Михан. Именно отца Эйдена папа уверял, что у него именно та рукопись, которая была украдена из Библиотеки Ватикана, и что один из экспертов, которому он ее показал, заинтересовался только материальной ценностью документа. Именно Эльвире Лилиан сказала, что не виделась и не разговаривала с отцом в течение пяти дней перед его смертью. По счастливому совпадению, Эльвира и Уилли были знакомы с отцом Эйденом задолго до знакомства со мной».

Мария спустилась вниз и позвонила им.

– Эльвира, прости, что делаю это накануне, – извинилась она. – Но ты прекрасно разбираешься в людях. Не могу поверить, что папа не показывал рукопись хотя бы одному или двум из своих друзей. А ты с ними уже не раз встречалась. Хочу сегодня вечером понаблюдать за их реакцией. Было бы интересно знать твое мнение о том, что происходит. И, конечно, если отец Эйден захочет повторить сегодня вечером то, что папа сказал ему, им всем будет трудно признать, что папа ошибался относительно подлинности этой рукописи. Да простит меня Господь, я очень надеюсь, что ошибаюсь, но начинаю думать, что Чарльз Михаэльсон, возможно, как-то в этом замешан. Не забывай, что они с Лили бывали у нас вместе и демонстрировали свою близость. Я четко помню, что однажды папа отозвался о Чарльзе не очень лестно; и мне кажется, у Михаэльсона были большие проблемы то ли юридического, то ли этического плана.

– С удовольствием приду, – с чувством произнесла Эльвира. – И позволь облегчить твою участь. Я позвоню отцу Эйдену. Если он может прийти, мы его подвезем. Перезвоню через пять минут. Кстати, во сколько нам быть?

– В половине седьмого.

Через четыре минуты телефон снова зазвонил:

– Эйден будет. Увидимся вечером.

Днем Мария отправилась на долгую прогулку: собраться с мыслями и подготовиться к тому, что может произойти вечером.

«Четверо из тех, кому, вероятнее всего, папа показал рукопись, соберутся за его столом. Чарльз и Альберт уже спрашивали меня, нашла ли я письмо. Двое других могут сделать это за ужином. Грэг сказал, что папа говорил о рукописи, но не показывал ее. Ричард ни разу даже не упомянул о письме. Так или иначе, сегодня вечером они будут говорить об этом».

Мария прибавила шаг, чтобы размяться. Ветерок стал сильнее. Она почувствовала, как волосы, стянутые в узел на затылке, рассыпались по плечам. Слегка улыбнувшись, вспомнила, как отец однажды сказал, что ее длинные черные волосы напоминали ему о Бесс, дочери помещика из поэмы «Горец» Нойеса.

Когда Мария вернулась домой, Бетти сказала, что в ее отсутствие никто не звонил. Она сразу же позвонила в больницу и получила практически тот же ответ, что утром. Мама была в основном спокойна и о ней не спрашивала.

Пришло время одеваться. Похолодание заставило выбрать белую шелковую блузку с длинными рукавами и черные шелковые расклешенные брюки, что показалось Марии хорошим выбором для ужина. Инстинктивно она оставила волосы распущенными, снова вспомнив папино сравнение с Бесс, дочерью помещика.

Первым прибыл Грэг. Как только Мария открыла дверь, он обнял ее. Когда они распрощались в субботу вечером, его поцелуй был коротким и как бы пробным. Теперь он обнял ее крепко и погладил по волосам:

– Мария, ты хоть немного представляешь, как я беспокоюсь за тебя?

Когда она попыталась отодвинуть его, он сразу же ее отпустил. Мария легонько коснулась руками его лица:

– Грэг, для меня это так важно. Это так, но… ты знаешь все, что происходит. Папа был убит всего восемь дней назад. Мама заперта в психиатрической больнице. Я их единственный ребенок. Пока не закончится весь этот кошмар с судилищем мамы, я просто не могу думать о себе.

– И это правильно, – хрипло произнес он, – я хорошо это понимаю, но и ты должна понять, что, если тебе что-то понадобится, в любое время дня и ночи я прослежу, чтобы ты это получила.

Грэг помолчал, словно ему надо было перевести дыхание.