Кейт Стюарт - Стая

Я смотрю на Доминика, который мастерски управляет машиной, зная все ухабы мостовой, и придерживается границ желтых полос, словно помня все до единой. Он даже не глядит в мою сторону, но я точно вижу, как дергаются его губы при звуке моего смеха. Я сдержанно изучаю его в тусклом свете салона, чувствуя в теле вибрации от музыки вкупе с рычащим подо мной мотором. Доминик в своей стихии и полностью контролирует происходящее, ведя машину сквозь непроглядную темень. Я едва различаю фары своей машины, как вдруг они гаснут.

Из динамиков ревет «Bundy» группы Animal Alpha, создавая контраст с пугающей ночной тишиной среди окружающих нас вечнозеленых елей. Я кладу руки на приборную панель. Появляется чувство, будто в полете бесшумная машина сжирает дорогу. Упиваясь каждой секундой, я чувствую, как немного меняется обстановка, и начинаю покачиваться под бесовские биты. Если этой поездкой Доминик пытался припугнуть меня или смутить, то, к моему глубочайшему удивлению, он потерпел фиаско.

И пока звучит песня, я на все забиваю, мне все равно до суждений Доминика. Я позволяю себе смаковать эти минуты свободы и возможность отдать свою судьбу в чужие руки. Впервые с приезда в Трипл-Фоллс и начавшегося разлада с матерью я поняла, что моя роль в ее жизни изменилась сильнее, чем мне хотелось бы признать. Теперь я готова принять, что все девятнадцать лет своей жизни чаще, чем она, вела себя как родитель. К себе я относилась строже, чем она. Сама я никогда не подкидывала ей поводов для волнения. Не сосчитать, сколько раз я забирала у матери вино, топтала докуренные до фильтра сигареты и накрывала ее пледом. Я хранила девственность для парня, который, как мне тогда казалось, любил и уважал меня, и притом втайне стыдила маму за жуткую распущенность, которую она позволяла себе в мои юные годы. Мама рассказывала, что была настоящей оторвой, и я изо дня в день становилась свидетелем последствий ее жизненного выбора. Я принимала диаметрально противоположные решения, чем те, что принимала мать. Но в этот миг, всего на несколько секунд, я обо всем забыла. Чувствуя, как развевает ветер мои волосы, я закрываю глаза и просто… лечу.

И это чертовски раскрепощает. До такой степени, что я расстраиваюсь, когда машина замедляет ход, и Доминик сворачивает на дорогу, ведущую к отцовскому поместью.

Пережив самые острые ощущения за всю свою юную жизнь, я падаю с небес на землю. Мы с Домиником сидим в ожидании, когда на заброшенной дороге зажгутся фары моей машины. Тайлер встает за нами, и я ввожу код от ворот, чтобы впустить оба автомобиля. Арочные ворота открываются, и Доминик медленно въезжает в поместье, обозревая дом, а потом сворачивает ко входу. Остановившись сразу у лестницы, поднимающейся к террасе, он поворачивается ко мне, застывшей в ожидании.

– Еще не решила, залепить тебе пощечину или поблагодарить.

– Тебе понравилось, – скучающим тоном произносит Доминик, но выражение его глаз идет вразрез с тем, что я слышу. Он смотрит на меня с любопытством и, осмелюсь предположить, с интересом.

Я решаю не поощрять его хамское поведение благодарностями и вылезаю из машины, хлопнув тяжелой дверью. Подхожу к Тайлеру, который стоит у моей «Камри» со стороны водителя и держит на пальце ключи. Забрав их, тихо говорю ему «спасибо». После дикой встряски и насыщенного событиями дня вдруг чувствую себя выжатой как лимон.

Он подмигивает.

– Всегда рад, еще увидимся.

– Надеюсь.

Я оглядываюсь на Доминика, который с непроницаемым лицом изучает мой дом, сжав челюсти. Никогда прежде не видела мужчину с такой непроницаемой маской. В ушах звучат слова Кристи.

То были мальчишки, а ты найди себе мужчину.

Эти парни совсем не похожи на ребят из моего города. Конечно, они такие же заносчивые, у некоторых заведен точно такой же распорядок, но в этих парнях есть что-то подозрительно иное. Вглядываясь в Доминика, я задаюсь вопросом, а так ли это хорошо. Вспоминаю улыбку Шона, ее лучезарность, радостный блеск в его глазах и заботу, которой он меня окружает – и притом не важно, нужна мне она или нет. Это меня успокаивает. Доминик чувствует, как я пристально за ним наблюдаю, и, едва удостоив меня взглядом, дергает головой, веля Тайлеру садиться в машину.

– Спокойной ночи, Сесилия. – Тайлер минует короткое расстояние до «Камаро» Доминика и садится в машину, заняв мое место спереди. Когда блестящая черная дверь закрывается, с меня словно спадают чары. Машина срывается с места и уносится прочь, а я поднимаюсь на террасу и захожу в дом, радуясь, что меня не встречает отец.

Той ночью я ложусь в постель и оставляю балконные двери открытыми. Чувствую, как по комнате летает прохладный ночной ветерок и, окутывая мою кожу, возвращает мыслями в «Камаро» Доминика.

Я засыпаю и вижу яркие сны про карие глаза, приподнятые в улыбке губы, расплывающиеся перед глазами деревья и бескрайние дороги.

На следующее утро, повспоминав под душем свои сны, я спускаюсь по лестнице с беззаботной улыбкой и придумываю на ходу оправдание. Решимость покидает меня, когда я прохожу через холл и вхожу в столовую. С облегчением отмечаю, что в ней никого нет. Но радость длится недолго. Я слышу уведомление на телефоне и вижу письмо от отца с темой «Гости». Роман Хорнер не пишет сообщения – это слишком лично. Он ведет переписку со своим ребенком посредством электронной почты.

«Ты взрослая женщина, и я понимаю, что условия пребывания в моем доме могут мешать твоим досуговым мероприятиям из-за плотного рабочего графика. Вместе с тем, я вторую ночь подряд просыпаюсь из-за твоего позднего возвращения домой и шума, который ты устроила у входной двери. Впредь постарайся приходить домой вовремя и уважай заведенные мной порядки, Сесилия. Количество гостей сведи к минимуму. Я вынужден остаться по работе на несколько дней в Шарлотт. Сегодня приедет домоправительница. Пожалуйста, сообщи ей, если тебе что-нибудь понадобится».

Я еле сдерживаюсь, чтобы не отправить в ответ эмоджи с закатанными глазами. Вместо этого отвечаю: «Да, сэр».

Уже хочу связаться по «Фейстайму» с Кристи, как звонит мой телефон.

– Привет, мам, – отвечаю я по пути на кухню за йогуртом.

– Прошло два дня, а от тебя ни звонка.

– Была занята. Я и Кристи-то нечасто звонила.

– По-твоему, меня это должно утешить?

– Да. Я звоню ей каждый день утром и вечером.

Молчание. Я виню ее и из-за этого веду себя как сволочь. Мама прекрасно понимает, что отстранилась от меня с тех пор, как в ее жизни случилось затишье.

– Как там дела?

– Все нормально.

– Ты же помнишь, как я ненавижу это слово.

– Как и следовало ожидать, Роман безучастный. Я всерьез не понимаю, что ты в нем нашла.